– Анна.
Рискуя упасть на пол, я потянулась за инвалидным креслом:
– Я всё равно не верю, что он может быть жив! Я видела, как его мозги разлетелись по комнате! Видела, как он погиб!
– Анна! – В последний момент она успела ухватить меня за талию и не дать рухнуть на пол.
Дрисс, чувствуя тревожность момента, сел и заскулил.
– Анна! – Крикнула мама, возвращая меня на место и потрясая за плечи. – Да что с тобой? Приди уже в себя!
Из моих глаз брызнули слёзы.
– Мам, поверь, просто поверь мне. Происходит что-то очень плохое! Мне нужно его увидеть, нужно предупредить. Если он действительно жив, я…
– Анна, посмотри в окно. – Встряхнула она меня. Её глаза блуждали по моему лицу, а сжатые губы налились мертвенной бледностью. – Посмотри! Привезли тело Мики.
Я повернулась к окну и ощутила, как леденеют конечности. Из остановившегося у дома Ярвиненов большого чёрного автомобиля несколько крепких мужчин выгружали гроб. Навстречу им из собственного жилища выбежал Отсо Ярвинен. На нём была чёрная рубашка и чёрные брюки. Он очень хотел им помочь, но помощь работникам ритуального бюро не требовалась: они пронесли гроб мимо него и втащили в дом.
«Жив» – пронеслось в сознании.
Отсо – необходимое уточнение.
А в гробу тогда…
У меня закружилась голова.
Такое просто невозможно было забыть, но как я могла? Почему никто, кроме меня, не видел никаких странностей в происходящем? Почему никого не волновало, как всё это произошло?!
– Дыши, Анна, дыши. – Погладила меня по руке мама.
Дрисс снова заскулил – будто почувствовал то, что я увидела в окне.
Я закрыла лицо руками и приказала себе вспомнить. Но сколько ни старалась, ничего не получалось. Не было никакого понедельника, не было никакой смерти Мики. Всё это бред.
Моё сознание по-прежнему сопротивлялось тому, чтобы всё это оказалось правдой.
– Мам, мне нужно туда. – Решительно сказала я, отнимая ладони от лица. – Мне нужно всё узнать и понять.
– Что ты хочешь понять, Анна? – Уголок её губ подёргивался в нервном напряжении.
– Хочу понять, почему мир сошёл с ума. – Затараторила я. – Почему ты твердишь, что Мика умер. Почему не веришь, что я видела, как Отсо отправил себя на тот свет. Почему смотришь сейчас на меня, будто я последний псих!
– Так. Я знаю, что делать. – Она тряхнула головой, а затем встала. – Сейчас я позвоню доктору Литвиненко и узнаю, сможет ли он подъехать к нам сегодня, чтобы осмотреть тебя.
– Да не нужен мне твой психотерапевт, мам!
Мне хватило двух сеансов у Литвиненко в прошлом году, чтобы понять, что этому хлыщу с очками в роговой оправе гораздо интереснее, чем занимается в свободное время моя мать, чем моё реальное состояние. Он пытал меня в течение двух часов, задавая наводящие вопросы о том, не испытываю ли я депрессивных состояний и не собираюсь ли покончить с жизнью после аварии.
Мы не говорили о том, как прекрасна жизнь, и о том, что нужно искать положительное в событиях каждого дня. Всё, что я запомнила, это его театрально проницательный взгляд с прищуром и попытки выявить во мне хоть какие-то психологические дефекты.
Спасибо, но нет.
– Побудь тут, а я схожу, позвоню. – Сказала мать.
Её губы дрожали.
– Мама!
– Тебе нужно остаться здесь. – Она взяла коляску за ручки и вытолкала её за дверь.
– Ты не можешь так со мной поступить! – Охрипшим голосом крикнула я. – Мам! Ма-а-ам!
– Сейчас я вернусь, и будем завтракать. – Мать постаралась добавить голосу ласки, но у нее и раньше-то это не очень хорошо получалось. – Потерпи немного!
– Ма-а-ам! – Я практически свешивалась с края кровати.
– Дрисс? – Позвала она.
Но пёс не пожелал выйти. Уткнулся широким лбом в моё бедро и отвёл взгляд.