- Ну ничего себе, какие люди! – Джексон перекинул во рту жвачку. - Я думал ты из своей конуры ещё долго не вылезешь.
Он задевал за живое, я делала вид, что ничего не услышала.
- Джексон хватит дерзить! Она тоже играет.
Он округлил свои большие голубые глаза, которые сейчас казались больше синими, чем голубыми.
- Да? На балалайке три струны? – раздался дружный смех. Смеялся Власов, смеялся Джексон и Катя тоже улыбалась краешком губ.
- Она училась в музыкальной школе, - быстро добавила Катя.
- Ничего себе! – Джексон вскинул бровь. Теперь они все вместе смотрели на меня так, будто перед ними предпраздничная индейка. Я стояла, молчала, будто набрала в рот воды и скрещивая пальцы за спиной. Переводила взгляд с Джексона, с его стильной джинсовки на пианино, которое мне казалось таким одиноким и покинутым. Не хватало музыки. Хорошей музыки, которая овладевает чувствами до самых кончиков пальцев. Моих скрещенных пальцев.
Может пронесет… Пожалуйста, - твердила я самой себе, как какую-то мантру.
А потом из-за угла, скорее всего они вышли из уборной, показались две девчонки в розовых топах. Они подошли ближе, одна из них положила свои длинные, худые руки, с аккуратным маникюром на плечо Джексона.
- А эти что здесь делают?
Я быстро заморгала и перевела взгляд на них. Сильнее скрестила пальцы. Любые гимнастические трюки с пальцами в этот момент отдыхали по сравнению с моими.
- Прикинь, - раздался бархатистый голос Джексона. – Они пришли поиграть.
- Проваливайте отсюда! – пискнула блондинка в ядовито-розовом топе. – Ты ничего не умеешь!
- Нет уж, пусть сыграет. Сыграй нам! А мы послушаем, - Джексон говорил слишком высокомерно.
А я понимала, что у меня слишком пекут глаза. Чертовы линзы. Еще немного и я расплачусь. Почему так не вовремя. Почему…
Он закатил рукава джинсовки. Все молчали, ждали и пялились на меня. Я представила, что на моем месте запеченная с зажаренной корочкой индейка и меня чуть не стошнило. А может меня просто тошнило от их пристальных взглядов.
- Ну, волчонок, покажи на что ты способна.
6. Глава 5
Я чувствовала, как подрагивают мои губы, как начинают слезиться глаза. Сама не ожидала этого, но я развернулась и побежала в обратную сторону. Побежала к выходу, чувствуя, как непроходимый ком застрял в горле. Они остались у меня за спиной, может даже смеялись - не слышала. Я ничего не хотела слышать. Просто хотела прикоснуться к клавишам, окунутся с головой в богатую тональность, вибрацию струн, меняющийся в реальном времени звук…
На улице все также бушевал ветер. Бушевал ветер и внутри меня. Я бежала из кафешки со всех ног. Бежала на остановку, а холодные капли дождя хлестали по уже мокрому от слез лицу. Если бы Катя бежала вслед за мной - не догнала. Меня никто бы не догнал!
Когда сбавила темп, вытерла мокрые щеки ладонями. Мне хотелось выкинуть линзы в самый глубокий мусорный бак, а может в тот самый, где толпились сизые, подъедая последние крохи хлеба.
Ненавидела себя, ненавидела все, что происходит вокруг. Чтобы сказал отец? Он бы наорал, тем самым подводя итог, что я очень робкая. И линзы тут ни при чем.
А эти линзы, я их все-таки выкину! Выкину!
Я не помнила, как залетела в трамвай, как проехала пару остановок, спрятавшись на самом заднем сиденье. Глаза все также застилали слезы. Но я помнила, как я вышла на знакомой остановке и уже медленным шагом, наступая на грязные лужи шла домой.
Когда я успокоилась, подумала о том, что зря так убежала. Все же неудобно получилось перед Катей.
Дождь закончился. Так же резко, как и начался, но все же я успела промочить ноги.