– …ты знаешь, – после долгой паузы продолжил он, – я как-то в последнее время часто задумываюсь, откуда у меня все несчастья идут, почему не кончаются… Прямо сплошная полоса какая-то. А недавно осенило, когда сын после школы с нехорошей компанией… с хулиганами связался, я его из милиций ночами вытаскивал, до греха доходило, говорил ему: «Посажу твоих друзей в машину, увезу и больше ты их не увидишь!» Просто измучился. Слава Богу, удалось убедить. Когда потом, после института уже с работой маялся, когда только жить начинал своей семьей… Я тогда все Бога молил, чтобы отвел Он от парня все несчастья, говорил Господу: «Пусть уж лучше все это на меня ляжет. Пусть мне все, что ему назначено плохого, выпадет. А он молодой, ему жизнь строить надо…» Видимо, как просил, так и сталось. И хорошо это, и правильно…

– И что?.. – Я буквально опешил от его признания.

– И ничего. Все есть, как есть: справедливо все. Не в отказ же теперь идти:

все что просил – получил. О чем еще просить, чтобы назад все вернулось – ему маету, мне жизнь беззаботную?.. Глупо.

Мы замолчали. Он, видимо, потому что все сказал, я – просто потрясенный свалившимся на меня признанием.

Холодными осенними вечерами часто задумываюсь – отчего такой повышенный интерес к нему. У меня. У тех, кто заходит к нему время от времени выпить?..

Может быть, он – живое напоминание того, что не все в жизни всегда гладко и однозначно, любой из нас может оказаться на его месте. Возразите?.. Я промолчу.

О другом – разговаривая со Всевышним, особенно, когда что-то просите у Него, обдумывайте свои просьбы, пожалуйста, даже, если они вполне искренни и идут от самого сердца. А если уж точно надумали просить, – потом не раскаивайтесь, не ищите виноватых. Их нет. Просто так все устроено в этом мире.

Отчего у меня мысли такие, тоска эта?.. Может просто осень остаточная дотлевает. А может что еще… Снег, слава Богу, лег и укрыл все лишнее. Теперь – белизна в окне необыкновенная, ослепительная. Только рябина.

Осень запозднела быстро, точно торопилась куда. Казалось, вчера ещё стояло золотое бабье лето, когда листья на тополях не совсем опали, но воздух уже отстранённо-прозрачен, и небо глубокое, синее, торжественное небо. А поутру нынче, заложило всё кругом чем-то тяжёлым, свинцовым, низким. Холодно, и дождь моросит мелкий, противный, не прекращается. Вот уже и в дом промозглость проникла, и в душе – холодно, неуютно.

Несмотря на непогоду, сегодня, как обычно, Валентина Сергеевна с утра чайник чистит. Чайник – старый, вместительный, с массивной черной ручкой, когда-то красивый, блестящий. Только сейчас, глядя на него, об этом даже и вспоминается-то с трудом, поверхность толстым слоем копоти покрылась, а внутри – накипь на стенках. Чистить его, конечно, дело бесполезное, вроде немного оттёр, даже какой-никакой блеск будто бы проявился снаружи, но – вскипятил в нём воду разок, и снова он тёмный, закопчённый, неприглядный.

Однако Валентина Сергеевна чистит. Сначала снаружи содой оттирает, потом кипятит с яблочными шкурками, при этом накипь внутри от стенок кусками отваливается. Потом сливает воду, ополаскивает чайник, и снова трёт его снаружи содой. И так – изо дня в день.

Дочь постоянно Валентину Сергеевну за это упрекает, – Чего ты, мам, трёшь старьё это. Давно выбросить пора! Гляди, уж скоро дыры прошоркаешь. Есть же новый чайник, электрический, мы ж тебе его на день рождения и подарили… Зачем тебе этот-то!?

– Да привыкла я к нему как-то…

Дочь не понимает, молчит. А ей действительно жалко, этот чайник – родительский, она его ещё из Чапаевска с собой привезла, когда сюда после техникума по распределению приехала.