Он снимал с неподвижной парашютистки снаряжение – уверенно и заботливо одновременно.

– Да, конечно жива. Ей просто надо немного побыть одной. Поможешь мне разобраться со всем этим? – ответил инструктор, показывая взглядом на снежные вороха ткани. – Меня Никита зовут.

Девочка тут же утвердительно кивнула головой, охотно включилась в работу, иногда всё же поглядывая на «самую смелую в мире».

«Майечка… Моя Майечка», – шептала Стефания. А в голове вновь пронёсся фильм, который ей пару минут назад показывали в небе. Кажется, там не было какой-то очень важной части.

«Майечка, девочка моя… Вот она – самая важная часть. Как об этом мог забыть режиссёр? Надо скорей подняться, подбежать к ней, обнять!»

Но земля так притягивала её к себе, что вырваться всё ещё не было сил. Стефания решила не сопротивляться этому, не спешить. «К тому же дочура моя, похоже, подружилась с этим Николаем или, как его… с Никитой… Нет, с Иннокентием… Фу, ты! Имя инструктора со страху забыла…»

Звучащие рядом голоса пришли на помощь:

– Никита! А эту штуку до конца тянуть?

Стефания продолжала наблюдать за ощущениями и мыслями: «Поздравляю тебя, Стефания! Ты прыгнула с высоты четырёх тысяч метров и осталась жива! Конечно, это было ужасно страшно, даже с инструктором Никитой в тандеме. Никому такой экстрим не посоветую. Но знаю точно, что буду прыгать ещё. Не сегодня, конечно…».

На обратном пути Майя жужжала и щебетала, без умолку лезла с вопросами:

– Мамуль, скажи, как там, наверху? Что видела, что слышала?

– Ты лучше спроси, что ощущала… Да я там чуть не описалась от страха!

– Реально?

– Так, пчёлка Майя, не жужжи. Иначе в кювет улетим. А на сегодня, думаю, полётов достаточно.

Майя, только что выглядывавшая между передними сиденьями авто, резко откинулась назад, улеглась на всех трёх задних, как на кровати.

Стефания наблюдала за ней в зеркало очень удобного обозрения. Когда Майя была ребёнком (хотя и сейчас по-иному не назовёшь), понять не могла, откуда мама о ней всё знает. «У тебя, что, глаза на затылке?» – спрашивала она, когда та строго говорила: «А давай ты косметичку мою закроешь!».

«Вот и сейчас – прямо в босоножках забралась на сиденье, – хотела было укорить дочь, да вовремя остановилась. – Промолчу. Надо, наверное, через раз или через два этих «нельзя», «не трогай», «не лезь», «ты что, как ребёнок. Думаешь, что делаешь? Иначе – что у неё за детство будет. Когда как не сейчас всё попробовать, ощутить, наораться, набеситься».

Эх, если бы знать, как с ними правильно. Книжек, конечно, про это много пишут. Но когда прямо сейчас надо как-то среагировать – про все советы, рекомендации, учения забываешь. Я же не могу своему ребёнку сказать: «Подожди-ка, дочь! Ты тут постой пока в луже, а я в книжке моего любимого автора найду главу «Если ваш ребёнок бегает по лужам». Глупо.

Уверена, ни одна мамаша так не поступает. Поэтому в критических ситуациях (а с детьми они могут возникнуть в любой момент) самый первый советчик – я сама, мой внутренний голос. Как он скажет, так и среагирую.

Сейчас он говорит мне: «Пусть лежит себе в босоножках! Тебе что важнее – чистые чехлы или то, что твоя дочь растянулась в своё удовольствие, что ты себе до сих пор позволить не можешь, боясь не поместиться даже на самой гигантской кровати. И слава богу, что для неё эти задние сиденья – просто уютная кроватка, а не прокрустово ложе. Радуйся, что она даже не беспокоится по поводу своей полноты, которую, кстати, замечаешь только ты. Летает, порхает, кружит, жужжит, как полагается нормальным детям».

– Ой! Что это я в босоножках… Ха-ха-ха, – опомнился нормальный ребёнок и маме с укором: – А ты что, не видишь своим третьим глазом, что я тут чехлы замарываю… Пачкаю.