Лерка вошла в дом, облегчённо вздохнула в его прохладе после прожаренной солнцем улицы. После двадцати лет, прожитых на Севере и в Городе, она никак не могла опять привыкнуть к этой постоянной изнуряющей жаре. И метания между домом и больницей оптимизма никак не добавляли. Тётка по-прежнему отказывалась есть что бы то ни было. Лерка опять принесла обратно вчерашний бульон и фруктовое пюре, готовить еду ей было тяжело, но она ежедневно обречённо приходила на кухню, вставала к плите и тупо готовила то, чем можно было накормить отца и тётку. Дни сливались в длинную череду, даже боли никакой она не ощущала, только телефонные разговоры немного разбавляли серую пелену безвременья. Ещё были сны. Иногда она просыпалась от детского восторга, вызванного захватывающим наслаждением полёта – она летала, ощущая тёплое ласкающее прикосновение воздуха к лицу и поднимаясь всё выше над горами и морем. Ещё не открывая глаз в предутренней темноте, ощупав живот и убедившись, что всё в порядке, чувствовала, как ноют плечи, словно она и вправду летала. Или всё-таки летала?..

Сегодня во сне она собиралась в ресторан, мучительно размышляя, с кем оставить на вечер Лизу. Там, за дверью, её уже ждали, и она знала, кто. Ей надо было спешить, она так соскучилась… Оглянувшись, увидела, что за плечом стоит мама и с интересом молча наблюдает за её сборами. Тут она поняла, что ей совершенно нечего надеть и вопросительно взглянула на маму. Та глазами показала на комод, стоявший у стены. Лерка потянула на себя ящик и увидела целый ворох совершенно новых платьев. Она начала перебирать их и вдруг перед ней развернулось платье, при виде которого даже дух захватило. Это было не просто платье – мечта! Приталенное платье-футляр с открытыми плечами было нежным и очень женственным. Тонкий бежевый бархат, сверху золотистое кружево. Платье словно светилось изнутри.

– Мама, можно его примерить?

Мама всё так же молча улыбнулась и кивнула. Лерка потянула платье к себе и вдруг поняла, что просыпается. Ещё качаясь на волнах перехода от сна к яви, подумала о том, что ещё не скоро ей доведётся надеть такое платье…

Оно весь день стояло у неё перед глазами, вызывая улыбку в самый неожиданный и неподходящий момент. Вот и сейчас она с трудом сдержала желание раздражённо швырнуть сумку с полными еды контейнерами на пол. Лерка поставила сумку на стол и прислушалась. Отец был не один. Она покачала головой – не иначе, опять Леонид-Силуан нас навестил. Пару дней назад, так же, вернувшись из больницы, Лерка увидела у отца на столе несколько упаковок с ампулами. Она повертела вскрытую уже коробку, прочитала название и криво усмехнулась. Это был тот самый треквоседин13, наркотик, из-за которого погибла медсестра Аня, а Володя огрёб кучу неприятностей. Он сейчас даже из Города выехать не может. Хорошо ещё, не посадили… Отец увидел, что она держит в руках, сказал напряжённо:

– Из портовской больницы принесли, врач знакомый выписал…

Лерка покивала, достала ампулу.

– Хорошо… Не так больно тебе будет. Поставить укол?

Отец отрицательно помотал головой.

– Не надо пока, мне поставили уже.

Надо же! Леонид прямо на все руки мастер, и лекарство достать, и укольчик сделать…

Из комнаты отца доносились негромкие голоса, собеседники были увлечены разговором и даже не услышали, что она пришла. Лерка привалилась плечом к стене. Это, несомненно, был Леонид, его приятный поставленный голос звучал отчётливо и… убедительно, что ли…

– Ты, Семёныч, одно пойми. Я не видел ещё человека, который говорит, что не боится смерти. Когда наступает этот момент, все боятся. Очень. Но… Есть одно, что нужно осознать. Страшит не сама смерть, а неизвестность. Что за чертой дальше – мы не знаем, и этого боимся, именно этот страх доводит до агонии.