И теперь, в день своего двадцатитрехлетия, у пруда неподалеку от Веллингтона, штат Оклахома, он готовился с самоанализу и самооценке. В то утро он принял превосходнейшие решения. Грядущий год будет великим. Никогда не забыть ему торжественности того часа, к концу которого он, правда так и не позавтракав, заснул.

Одно из решений, принятое у пруда в Веллингтоне, привело Браша в полдень того же дня в Армину: он проехал сорок миль, чтобы взять из местного банка все свои хранившиеся там сбережения. Банк представлял собой одну большую комнату, высокую и хорошо освещенную, с выгородкой посередине, сделанной из мрамора и сверкающих стальных решеток. Недалеко от входа в маленьком пенальчике сидел президент и предавался отчаянию. Если не произойдет чуда, его банку оставалось жить не больше недели. Банки лопались как мыльные пузыри по всем соседним штатам, и даже этот банк, всегда казавшийся ему вечным, вскоре должен будет закрыть двери.

Браш бросил взгляд на президента, но, поборов в себе желание поговорить с ним, направился к окошечку, вынул свою чековую книжку и вырвал из нее листочек. Наклонившись к окошку, он сказал кассиру:

– Я закрываю счет. Я забираю все, кроме процентов.

– Простите?

– Я забираю деньги, – повторил он так громко, будто кассир был глухим, – но проценты оставляю.

Кассир растерянно поморгал, а потом принялся перекладывать деньги. Наконец он сказал тихим голосом:

– Не думаю, что мы сможем сохранить ваш счет на столь малую сумму.

– Вы не поняли. Процентную прибыль я оставляю не на счете. Она мне не нужна. Я возвращаю ее банку. Я не верю в проценты с капитала.

Кассир начал беспомощно озираться по сторонам. Он отсчитал обе суммы и протянул их через решетку, бормоча себе под нос:

– ...банк ...не место швыряться деньгами.

Браш взял пятьсот долларов, а остальные отодвинул от себя. Очень громко, так, что его было слышно по всему залу, сказал:

– Я не верю в проценты с капитала.

Кассир подбежал к президенту и зашептал ему на ухо. Президент вскочил на ноги в таком волнении, будто ему сказали, что в хранилище проник вор. Он поспешил к выходу и успел остановить там Браша:

– Мистер Браш.

– Да.

– Могу я поговорить с вами, мистер Браш? Зайдемте на минуточку ко мне.

– Разумеется, – сказал Браш и последовал за президентом через низкие воротца в его пенальчик.

У мистера Саутуика была большая баранья голова, к которой он постоянно и суетливо прилаживал очки или пенсне на черной сатиновой ленте. Профессиональное достоинство президента подчеркивалось громадным животом, затянутым в синюю саржу и подпоясанным золотой цепью. Браш и кассир сели по разные стороны от этого монумента, взволнованно глядя друг на друга.

– М-м-м... м-м-м... вы решили взять свои сбережения, мистер Браш? – спросил президент мягко, словно речь шла о каком-то интимном гигиеническом вопросе.

– Да, мистер Саутуик, – ответил Браш, прочитав имя президента на табличке, стоящей на столе.

– ...и оставить проценты в банке?

– Да.

– Что бы вы хотели, чтобы мы с ними сделали?

– Я не вправе диктовать. Деньги не мои. Я их не заработал.

– Но это ваши деньги, мистер Браш... Я прошу прощения... ваши деньги заработали их.

– Я не думаю, что деньги имеют право зарабатывать деньги.

Мистер Саутуик сглотнул. Затем с тем же выражением, с каким он однажды объяснял своей дочери, что земля круглая, сказал:

– Но деньги, которые вы поместили в наш банк... эти деньги зарабатывали деньги для нас. Проценты есть не что иное, как прибыль, которую мы делим с вами.

– Я не верю в такую прибыль.

Мистер Саутуик накренил свой стул и задал еще один вопрос: