– А где он? – спросила Софья.
– Его отрубили, – усмехнулся Тофик. – Голова мешает полету. Вы видели самолет с головой? Там же шея. Лететь с головой нельзя.
– Ты оправдываешь отрезание головы? – спросил его Мага.
– Рассуждаю – не более.
– Голова у́же плеч, – сказал Датви, – просто на нее нужно надеть колпак. Не надо ничего отрубать.
– Колпак шута или героическая смерть, – подвел итог Тофик.
На это уже никто ничего не сказал, все промолчали и пошли в винный магазин. Взяли небес, туч и молний, плюс солнце. Пошли по проспекту Есенина, прикладываясь к бутылкам и распевая «Кино». «Поэтично, весьма, вино и песни из рока, из глубины его, из России, напичканной композициями БГ, нафаршированной ими, так как Россия пуста, была, но теперь есть песни: лес – «Серебро господа моего», река – «Гарсон номер два».
– Это вино не кончается, – сказал Тофик.
– Оно восполняется, – отреагировал Мага.
– Так и будет потом, – отметила Софья.
Миновали проспект, зашли в парк имени Бродского и стали кормить семечками голубей, продолжая вино. «Голуби – это купцы, богатые люди, денежные. Они превращают еду в деньги в своих желудках и питаются ими, вгоняют в свой организм монеты и купюры, становятся ими и летят – полтинники, сотни и тысячи. И рубли и десятки, раз богатство – полет».
8
Вечер закончился поздно, Мага проснулся у себя и позвонил Наде. Нада взяла трубку и долго смеялась над всем и ничем. И над роботами, которые ходили по улицам и говорили «Данте», «Платон» и «Томпсон».
– Представляешь, тут роботы, – говорила она, – они то ли писателей любят, то ли они сами писатели.
– А мне кошмары снились, – сказал Мага, – будто у меня есть сестра и ее изнасиловали, в пустырях, вдалеке от дома, на меня наставили пушку и прогнали, а сестра догнала меня и призналась в том, что ей понравилось.
– Ужас, – ответила Нада и приехала.
Она искупалась у Маги, обмотала одним полотенцем голову, другим обернулась сама и села пить компот, который достал Мага из холодильника. Добротный напиток, купленный в магазине «Сталин и Гитлер», открывшийся потому, что они больше не живы. Нада сделала два глотка и начала говорить о любви. О том, что брак – это хорошо, а дети еще лучше, богаче и чище. Мага слушал ее и бряцал невидимыми кандалами в голове. Те звенели песнями «Дорз».
– Ты слушаешь меня? – спросила Нада. – Сначала будет один ребенок, потом второй, потом третий, а потом мы поедем на море, покатимся на катере, а дальше всё будет как в фильме «Открытое море».
– Я не видел его.
– Посмотри, он крут, даже очень.
– Примерно о чем?
– Двое в открытом море.
– В лодке?
– Вовне ее.
– Не знаю к чему, но я подумал, что добро – это совсем не то, что мы думаем.
– А что мы думаем?
– Ну, что добро – бесплатное лечение людей, бесплатная раздача продуктов.
– А по-твоему что?
– Бесконечность и вечность.
– Когда мы путешествуем по всему космосу и не умираем?
– Да, искусство при этом гигантские небоскребы из стекла – книжные магазины.
– Ну так целые планеты из книг.
– Всё так, не иначе, Нада.
– А иначе – это признание в любви – от акулы. Как медведь или акула признаются в любви? Они съедают того, кого любят. Никого подобного себе не любят они. Только лань или человека.
– Ну да, но когда ты говоришь, знаешь, кого ты мне напоминаешь?
– Не знаю.
– Саму себя.
– Жуть. Это страшно.
– Именно это я и имею в виду.
Компот невообразимо кончался, бурлил и кипел просто так, Нада усмиряла его собой. «От заката до рассвета» фильм о том, что вырвалось из головы Тарантино наружу. Чтобы хоть как-то успокоить приближающуюся мировую катастрофу, было решено снять этот фильм. Вообще, искусство, всё мировое искусство – один сплошной гигантский зверь, посаженный в клетку». Мага пожарил сосиски, нарезав их, налил рядом кетчуп и усадил Наду завтракать.