«Я знаю, что ты рядом… – с уверенностью думал я, – живым со своей территории теперь точно не выпустишь…»

И тут осмелился на безрассудство – вступить с потенциальным убийцей в контакт.

– Эй!! – зычно крикнул я. – Предлагаю поговорить!!

А сам – ползком назад, не отрывая глаз от зловещих окон, где затаилась смерть. Ответа, конечно же, никакого не получил, но радовало одно – не последовало и выстрела.

– Я тебе не враг!.. – пытался убедить я. – Слышишь? Эй?.. Я просто мимо шел!..

Тишина.

И когда уже стал думать, что, наверно, зря все это затеял, из самого первого призрачного окна донесся загашенный, какой-то утробный голос, совсем не напоминающий человеческий:

– Все вы просто мимо проходите, – в нем звучали нотки укора, – людьми порядочными прикидываетесь… погреться у костра просите… – и словно озверел: – А потом нож к глотке подставляете!.. Последнее уносите, твари! Бога в вас нет! Собаки!

«Бредит, что ль?» – мелькнула мысль, а потом бросил:

– Кто ж тебя так обидел-то, что ты в первого попавшегося человека палить начинаешь да тварью и собакой оскорбляешь?

Снайпер долго молчал, будто бы и сам не до конца понимал этого, не мог объяснить.

Наконец ответил так:

– Был тут один… – начал он, заметно потеплев в голосе, – за хорошего человека принял ведь, доверился, даже разговорились, а как отвлекся – он – раз! – и за ножичек! «Давай-ка, говорит, свой мешок сюда и ружье, пока еще дышать можешь». Ограбить вздумал!

Слушая его, я невольно скосился на труп и подумал:

«Вот и нашел свой конец, видимо… – и добавил: – Только не самый лучший…»

Будто бы догадываясь, куда сейчас смотрю, снайпер продолжил:

– Он как раз там, где-то рядом с тобой лежит, догнивает! Я ему хорошенько мозги проветрил! Только не смотри, что такой – это над ним так позапрошлой ночью два молодых потрошителя порезвились… зубки у них еще маленькие, нетвердые, кусают неуверенно, пугливые очень… – говорил уверенно, увлеченно, даже с долей наслаждения, словно отмстил не простому грабителю, а кровному врагу, – ну ничего-ничего… уроком послужит!

– Так ты охотник, что ли? – сразу догадался я и, с намерением поддержать холодный разговор, прибавил льстиво: – Четко ты ему… в глаз-то, будто шкурку не подпортить хотел…

Послышался неприятный, нездоровый смех – стрелка такие слова растрогали.

– Ну, еще бы! Охотой живу же не один год! – и, вспомнив о том, как я точно угадал его призвание, посмеиваясь, заявил: – Хе-хе! А ты молодец – сразу определил, чем на кусок хлеба себе зарабатываю.

Я усмехнулся.

– А тут вариантов-то немного: либо собиратель, либо охотник, – знающе поддержал я, – за сбором бутылок тебя не застал, выходит, охотник…

Тот опять засмеялся.

– А ты у нас, значит, ни «Бес», ни «Мусорщик»? – продолжил расспрашивать снайпер, приписывая то к одной фракции, то к другой. Голос гремел так басовито, что окна в рассохшихся рамах отчетливо звенели, словно столовый хрусталь. – Ни пес на поводке у Дако? Ни «Одиночка»?

– А похож разве?

– Ну, как тебе сказать… – неуверенно проскрипел в ответ тот, – …и похож вроде, а вроде бы и нет…

Сказал это, и я еще сильнее почувствовал, как он смотрит через перекрестие прицела, старательно выискивая среди зарослей. Стало не на шутку чудиться, что охотник просто заговаривает зубы, отвлекает, чтобы усыпить бдительность, а потом довершить свое черное дело одним нажатием на курок. Но чутье все-таки обмануло – снайпер, все это время о чем-то размышляя, обратился неожиданно тепло и даже как-то обрадованно, приветливо:

– Ладно, – резюмировал стрелок, и я прямо всем своим телом ощутил, как в меня прекратили целиться, – считай, что это была проверка на вшивость. Ты ее прошел – поздравляю. Теперь поднимайся ко мне – угощу чаем, погреешься, поговорим о том, о другом, о третьем.