Размышляя об этом, мальчик сидел на заднем дворе и смотрел в землю. Все валилось из рук. Ничего не хотелось изобретать, было тошно. Тяжелые крупные капли дождя падали в пыль. На широких чашах деревянных весов, стоящих поодаль, расплывались большие мокрые крапинки. Демон с этой игрушкой! Пусть мокнет. Сейчас дождь зарядит, и придется идти в дом. Будет скучно. Очень жалко, что все книжки Виль уже давным-давно прочитал и помнит от корки до корки.

Вдруг дождь прекратился. Мальчик тоскливо взглянул в небо. Там небось опять гадость. Две луны, полтора солнца. Или что-то еще, что взрослые обычно не показывают детям.

Однако в небе были обычные тучи. Виль хотел пойти в дом, но тут отворилась калитка, и в нее бодрым шагом вошел Хассер, сжимая в руке документы. Его лицо лучилось от радости.

– Привет, малыш, – на ходу бросил он Вилю.

– Я тебе не малыш! – парировал тот, от злости переходя на «ты».

Чужак, казалось, именно этого и ожидал. Он прошел на двор, сел на бревно напротив мальчика и очень серьезно сказал:

– Ты не малыш, Виль. Ты странное существо, и я очень хотел бы тебя понять.

– А ядрена корня не хочешь?

– Хочу, – неожиданно согласился ученый. – Только не знаю, где этот корень зарыт. Может быть, ты и подскажешь.

– Подскажу я тебе, как не совать нос. Как идти лесом, речкой, туда, где солнце не всходит.

Виль почувствовал, что осторожные пальцы вновь коснулись его души. Прощупали и мгновенно отпрянули.

– Выговорился? – осведомился Хассер спокойно.

Мальчик понял, что злости в его душе не осталось.

Он молча кивнул.

– Я попрошу тебя, Виль, сказать все, что ты обо мне думаешь. Вслух.

Виль внезапно почувствовал скуку.

– Ты умник, – буркнул он, почесав голову. – Ты умеешь приклеивать листья к деревьям, потому что считаешь, что сами они не растут. Ты умеешь лезть в душу, а если она не открывается, то ковыряешься кухонным ножиком. Еще ты учишь всех жить, хотя каждый умеет это с рождения.

– А ты не то же самое делаешь? – жадно спросил Онер.

– Нет. Ты умеешь, а я просто делаю.

– Как?

– Не скажу.

Повисло молчание.

– Ты приехал сюда, чтобы изучать нас, – сказал Виль с обидой в голосе.

– Я попробовал. Это бессмысленно, – грустно ответил Онер. – Я хочу жить рядом с вами. Учиться у вас. У тебя, Виль.

– Я не умею учить, – погрустнел мальчик.

– И не надо, – ответил ученый. – Ты прости меня, что я с ножиком в душу…

– У вас все такие.

– Такие. Мы ходим сквозь души друг друга спокойно и не вешаем на себя амбарный замок. У нас просто красть нечего.

Виль серьезно задумался. Нечего красть… А ведь у женщины, которая совсем недавно явилась ему, тоже нечего красть. И она отдала ему ключ, которым он, Виль, открывает сердца. А теперь этот ученый, прибывший из города, сравнивает душу мальчишки с наглухо закрытым амбарным замком. Вот тебе и урок!

Стало тесно в груди. Виль понурился. Защипало глаза, и он провел немытой ладошкой по лицу, смахивая непрошеные слезы. Что она говорила? Человек и мир – это целое. Это единство.

«Ты похож на нее?» – мысленно спросил Виль, глядя в глаза Онеру.

«А ты про нее расскажешь?» – подумал Хассер, тепло улыбаясь.

Мальчик посмотрел на его улыбку, сглотнул слезы и молча кивнул. Первый раз ему было не больно открыть свои мысли. Но одно дело – она, и совсем другое – они, остальные.

«Он расскажет не сразу», – промелькнуло в голове Онера.

Виль не ответил.

Ийя шла по лесу, и в груди у нее разгорался огонек. Травы касались ног женщины, отдавая последнее тепло лета, трепетали под легким прохладным ветром. Ветви кустарника раздвигались, открывая взору плоды: крутобокие желтые ягоды. Женщина осторожно ступала по мягкому мху, стараясь не повредить ни травинки. «Ты пойдешь в лес за травами без меня, – говорила ей Лейта, – поэтому ты должна быть вдвойне осторожна». Ийя, только войдя под кроны деревьев, поняла законы, по которым живет одинокая травница. Надо идти тихо и мягко. Так шуршит в листве ветер, так передвигаются в лесу звери. Они – часть природы. Значит, она тоже должна стать такой. Быть незаметной, как дерево в чаще. Брать только то, что ей нужно, и не ошибаться. И при этом сделаться совсем легкой. Бездумной, как ветер.