Её кожа, как и у всех кшелитов, была очень тёмной, а глаза неправдоподобно ярко-зелёными.
– Шахла! – обрадованный Константин сгрузил Аче на первую попавшуюся деревянную лавку и раскрыл руки для объятий. – Иди ко мне, малышка.
Шахла вспорхнула со своего места и, не стесняясь, прижалась к груди гелиатского принца.
– Мы с Шахлой с одного факультета, – объяснил Константин, крепко обнимая девушку. – Только Шахла на три курса младше. Ну что, подруга, накормишь нас, усталых путников, своим знаменитым пьяным супом?
Шахла, засмеявшись, выскользнула из объятий:
– Тин, когда ты уже запомнишь: не пьяный суп, а каль-наер!
Константин ответил на это скабрезностью, основанной на сходстве этого названия и гелиатского бранного выражения. Амиран против воли засмеялся, а кшелитка покраснела и метнулась куда-то вглубь шатра.
Суп, приготовленный на основе перебродившего кобыльего молока, действительно немного пьянил. Аче есть не стал, лежал с закрытыми глазами, вытянувшись на лавке. Амиран не решился его тревожить. Только сейчас до цесаревича начало доходить, что он убил человека. Впервые в жизни. Осознание произошедшего накрыло его мутной волной.
Наверное, он изменился в лице, потому что Константин перегнулся через стол и похлопал его по плечу.
– Ничего, ничего, это естественно, что ты чувствуешь страх и слабость. Это естественная реакция на стресс душевно здорового человека.
– А вы… вы сами убивали? – спросил Амиран, подаваясь вперед. Сам он думал совсем о другом. Убивал ли Исари? Если то, что сегодня произошло в кабинете, не бред и не шутка, то у царя Багры есть тысяча способов стать убийцей.
– Всяко бывало, – спокойно ответил гелиатский принц. – Я одно время прибился к отряду странствующих рыцарей. Целое лето приносил добро, знаете ли. Ну и, сами понимаете, даже сражаясь на стороне добра, невозможно не замарать рук. У меня есть одно преимущество – я маг. Мне не обязательно смотреть в глаза умирающему от моего оружия и чувствовать, как лезвие меча проходит сквозь плоть.
Константин помолчал, отхлебнул принесенного супа и добавил с подкупающей и неуместной откровенностью:
– А вообще, я тот еще трус. Когда я впервые убил человека… дрянь был человечишко, если начистоту… убийца, вор, возможно – насильник, но я все ж полночи плакал. Потом привык, конечно. Человек ко всему привыкает…
Они посидели молча, прихлебывая из расписных глиняных мисок свой пьяный суп. Подошла Шахла, тихонько присела рядом с гелиатским принцем, положила локти на стол. Амиран заметил, что в правом ухе у нее длинная серьга из бусинок и перьев, а в левом – не то стрекоза, не то бабочка.
Константин приобнял девушку, поцеловал, как братья целуют сестер – в висок.
– Знакомьтесь, Амиран! Перед вами самая наивная кшелитка на свете. Говорят, где прошел наивный кшелит, там хитрому гелиатцу делать нечего. Так и у нас вышло: я продал наивной первокурснице свои старые учебники в полтора раза дороже их настоящей цены. Поспорил с друзьями, смогу ли я обхитрить кшелитку. А она, заранее узнав, кто я такой, перепродала их в пять раз дороже, и особенно дорого – те, в которых я оставил заметки на полях.
Шахла засмеялась, ткнула принца кулачком в плечо, заметила:
– А ведь могла отдать книги троюродному брату из Зердени, подделывателю векселей!
Константин тоже широко улыбнулся, снова приобнял девушку:
– Наивная кшелитская девочка, видишь, сколько ты потеряла?
– Нет, ты лучше посчитай, сколько я приобрела!
Константин хлопнул себя по лбу, обрадованно сказал:
– Слушай, Шахла, раз уж мы тут, угости моего друга своими знаменитыми пампушками.