– Принц Валериан в два раза старше Лейлы. А принц Константин, окончив академию, отречется от престола. Разве Камайн удовлетворят такие кандидаты, дитя?

– Гелиат не устраивает мой брак с камайнской принцессой. И я их понимаю: это набрасывает тень на мою беспристрастность – основу моего права навязывать им мир. Хотя, если учесть, что я сам наполовину гелиатец, им не на что роптать.

– Давайте отвлечёмся от политики, Небесное дитя, ибо не она является предметом моих забот.

– А что же, Небесный отец? – рассеянно спросил Исари, накручивая на палец витой шнур, заменявший ему пояс.

– Разумеется, вы. Ваше душевное здоровье, ваш разум, ваша душа. Ваше личное счастье, наконец.

– При чем тут я? Мы говорим о взаимоотношениях трёх стран, о возможном возобновлении конфликта, жертвами которого могут стать ни в чем не повинные люди. При чём здесь мое личное…

– Как вы собираетесь спасать других, дитя, если не желаете спасти себя?

– Спасать меня? – переспросил Исари, хмурясь. – Вы снова о своём, отец? У меня нет на это времени. Я хочу знать, какое я имею право портить жизнь молодой девушке?

Он сидел нахмуренный, бледный и злой в первую очередь на самого себя.

– Этот брак полезен, – наконец произнес он, убеждая себя. – К тому же у Камайна есть несколько неженатых принцев, а у Максимилиана подрастают дочери…

Накри тяжело вздохнул, вспомнил камайнскую принцессу – хорошенькую, с большими, удивлённо распахнутыми глазами на по-детски круглом лице. Что мешало её браку с багрийским царем? Политические причины? Они решаемы, иначе царь вообще не задавался бы вопросом о возможности женитьбы.

То, что девочка обречена на вдовство? Это гораздо серьёзнее. Царицы не выходят замуж повторно, доживая остаток жизни во Вдовьем замке, недалеко от столицы. Сейчас там жила мачеха Исари, мать Амирана. Обрекать на заведомое одиночество молодую женщину было жаль. Но жизнь человеческая непредсказуема, и даже здоровый, сильный человек может умереть совершенно неожиданно. Как умер и отец Исари, хотя любой лекарь сказал бы, что он с лёгкостью переживёт своего старшего сына.

– Вас беспокоит, дитя моё, что девушка вынуждена будет выйти за нелюбимого?

Исари усмехнулся. А кто выходит замуж по любви? Он не знал никого, кроме своих родителей, и чем это закончилось? Хрупкая гелиатка, которая собиралась провести всю жизнь среди книг и телескопов, сбежала из дома. Её родители были против этого брака. Не потому, что багрийский царь виделся им недостойной партией, – нет, они с удовольствием видели бы царицей Багры любую другую из своих дочерей. Но не эту, для которой беременность равнялась смертному приговору.

Когда Исари жил в Гелиате, он виделся со своим дедом. Тот говорил об умершей дочери, как о племенной кобыле, которую нельзя было пускать на развод: мол, и экстерьер хорош, и умна, а на развод не годится. И жеребёнок неудачный вышел… Так продолжалось, пока багрийский царь, приехавший повидать любимого сына, не взял тестя за грудки, не приподнял над полом и не сказал ему, угрожающе рыча:

– Ты говоришь о моей жене, о женщине, которую я люблю. О женщине, ценой своей жизни подарившей мне самое дорогое – сына. Прикуси язык!

В ту поездку отец привез Исари письмо от его мачехи. Смущаясь и краснея, показал несколько размытых цветных изображений, снятых на магический кристалл: годовалый светловолосый крепыш играет с ножнами от кинжала. Мачеха писала, что ждёт пасынка, что любит его. Исари смутно помнил её – вдова какого-то дворянина из глубинки, жила в качестве компаньонки при жене одного из визирей. Полноватая, мягкая, не очень красивая.