Отчего-то после Афганистана, ближе к Пакистану, облака поменяли форму. Из расплывчатых и горизонтальных, клубящихся, кучевых, они превратились в высокие, вертикальные, накрученные башни махарадж. Когда-то мне про облака этих небес рассказывал художник Сергей Тюнин.

– В Непале вот такие облака! – сказал он, сделав жест, считающийся в нашей среднерусской полосе ненормативным: переломив напополам руку, резко вскинул локоть с кулаком. – А люди какают прямо на улице, усаживаясь «орлом», – благодушно добавил Тюнин.

Когда наступило время обеда, на борту «Римского-Корсакова» развели невероятный, как говорила моя бабушка Мария, немка, «цирлих-манирлих».

Оказывается, индийский рейс Аэрофлота предусматривает особое обслуживание вегетарианцев. Заранее готовится список. И вместо разогретой говяжьей котлеты ты можешь получить свежайшие лепестки роз.

Уже по дороге к неведомым землям любая деталь меняет и расширяет твое представление о мире. А лишь коснешься этих земель стопой – тут вообще начинается все другое: даже сама плотность этой земли, цвет – в Индии он красноватый, теплота, которой она одаривает тебя с каждым твоим шагом.

– Индия. Прародина цивилизаций. Это отсюда злаки пошли? – такие мой Лёня вел благодушные разговоры, пока мы не выбрались из самолета и не оказались в аэропорту Дели, в таможенном отсеке, смахивающем на предбанник: низкий потолок с узорами подтеков, мокрые стены, по углам чьей-то заботливой рукой расставлены стеклянные и жестяные банки, куда капает с потолка вода.

Лёню неумолимо поджидал шок обмена долларов на мятые, истонченные до дыр, обветшалые, прозрачные индийские рупии.

(Потом в Москве по телевизору мы смотрели передачу про деньги – каких только на них нет возбудителей эсхатологических заболеваний. Особенно на рупиях! От этого перечисления буквально кровь заледенела в жилах.

– А почему же мы не мыли руки постоянно? – я спрашиваю в ужасе у Лёни.

– Да там – мой, не мой, – он ответил, – все равно одна надежда на великого Вишну!)

С денежными знаками в стране – катастрофа. Сама собой образовалась целая индустрия, занятая в прямом смысле отмыванием денег.

В Дели открылись пункты приема «дряхлых» рупий, которые из-за ветхости не принимают к оплате даже в самых отдаленных районах Индии. Купюры скупают по заниженной цене, моют с мылом, подклеивают обрывками газеты, подрисовывают и по номиналу обменивают в Центробанке. Без ушлого посредника обычному индусу трудно сообразить, как сдать государственному учреждению ветхую банкноту. Он только запутается и в результате останется ни с чем. Например, в банке купюры разного достоинства в различном состоянии принимаются в разных окошках.

– Ну, где наш Хэппи? – сказал мой муж, дерзновенно шагнув с большой картонкой на груди – «Марина & Лёня» – из сырого и душного предбанника, собственно, в саму БАНЮ.

Мы нырнули полностью в иное измерение.

Парилка, влажная тропическая жара!.. Сам воздух был иным – в прямом и переносном смысле. Площадь, люди, машины – будто бы из старого индийского кино, в котором главную роль играет Радж Капур. У выхода из аэропорта столпились индусы – коричневые, полуголые, в белых набедренных повязках. Завидев нас и нашу доверчивую надпись на картонке, они бросились к нам, окружили плотным кольцом и, хватая за руки, за одежду, за рюкзаки, стали тянуть каждый к своей старинного вида машине с клаксоном, мотороллеру или вообще какой-то безмоторной тележке и оглушительно кричать наперебой:

– Марина!

– Лёня!

– Лёня! Лёня!

– Мари-ина!..

Казалось, наши имена слышатся отовсюду, со всех сторон, из-под земли и даже с неба.