.

Кажется, лоскуток берега, с которого начинается здешнее море, мне снился. Счастливо и грустно от узнавания. От того, что место материально, развоплощается материя моего сна – а там жили хорошие люди.

Я выхожу в тяжёлый цветущий ветер. Волны – фетровым шорохом. Деревья ветвят по небу узорную тайнопись. Лиловая влага. Стрекотание. Лес – бесшабашный весёлый мудрец, вечно старый и вечно ребёнок.

Наконец я по-настоящему здесь.

.

Хозяин отеля дарит нам стакан рубинового сока. Как будто кровь неба. Закатными и рассветными часами на горизонте образуется надрез – тогда её и удаётся нацедить немножко. Эту кровь нельзя пить самим, можно только дарить проезжим.

.

И вот сверчки отпевают день. Под фонариком греется незнакомая ящерка. Нам хорошо вдвоём. Мы слушаем, как по засыпающему миру течёт тишина.

19.01.2024

Мир пронизан беловатым солнцем. Деревья напротив окна распустили по небу ветки, как человек от избытка радости руки раскидывает. Изнанка листвы светится красным, в тени свежо голубеет пар, асфальт тепло серебрится. Птицы изредка запускают в воздух напев-другой. Симфония. Прозрачная, невесомая. Знаешь, такая, которая только утром бывает.

.

Здесь по-домашнему отрадно. Я как будто приехала к бабушке на лето, в родную, заповедную, детством зачарованную глушь.

Ещё и кошка приходит. Мы вчера познакомились. Мама сказала, что её зовут Василий. Кошка пронзительно здоровается, я отвечаю: «М-мяа-аэу-у…» Кажется, мы с ней ещё не смогли найти общий язык.

Пока мы идём к морю, я думаю о заснеженном Петербурге. О друзьях, которые сейчас мёрзнут, учатся, творят и боятся за будущее. Я хочу принести им кусочек здешней отрадности. Я хочу закутать в неё, как в огромный шарф, сотканный из света и морского шороха.

.

В лесу стоит бестия. Пятиметровая. Радужное лицо теряется в листьях. Драконье бешеное лицо, глаза навыкате, искрят язычками пламени ряды рогов. Бестия грозная, но добродушная.

Люди, одевшие её в кожу-мозаику, старались, точно им для живого существа нужно было кожу соткать. Тут надо на совесть. Чтоб потом у бестии проблем со здоровьем не было.

Ты только представь, вот такими людское воображение населило здешние леса!

.

Белые керамические змеи охраняют лестницу. Чешуйки потрескались. Жарко, а в брюхе у змей прохлада. В маленьких глазах – неугомонная ртуть. Кладу ладонь на бок змеи и чувствую недюжинную энергию её танца – как жестоко его сковали керамическими пластинами. Ещё чуть-чуть, и оживёт.

.

На вершине горы беспечно летает пагода,

золотым чешуйчатым куполом в небо тянется.

На крышах, как кошки, драконы – дугою спины -

солнечного жара ало-рыжие духи.

.

Храм впитывает звуки с мягкой глухотой. Закрываю глаза, и во мраке зеленовато просвечивает статуя Будды.

Стою перед зеркалоподобным дверным проёмом. И не отражаюсь. Там только божество, опустившее веки, смотрящее на меня золотой ладонью.

.

Продавливая пространство куда-то сквозь,

почти прорывая его,

проливая по полу космос,

громоздятся арки.

И тишина гудит.

Так шуршат шторы, когда сквозь них

проливается ветер.

Так шуршит небо, когда сквозь него

проливается время.

.

Строгий золочёный старец сидит под крышей.

Лицо у него облупилось, и чешуйки краски

танцуют на ветерке.

.

Как всё просто. Камень, багряный потолок, блаженная статуя, деревья, небо, босые ноги, босоногий ветер, выскочивший в окно. И радость от ощущения себя частью жизни – не за что-то. Она тоже просто есть.

.

Мама покупает себе огромную соломенную шляпу и расцветает. Шаримся по магазину с корзинами. Отрываюсь ногами от неба, затылком – от земли.

.

Родители обедают чем-то из местной кухни, умопомрачительным, гигантским, пахнущим морем, соевым соусом и мясом. Я жизнерадостно грызу овощи и йогурт из супермаркета. Аллергик. Вегетарианка. Я выключу вкус и буду пробовать глазами и обонянием.