– Да ты не серчай, все наладится! – успокаивал ее Рыжий.

Но сегодня Марине спокойствие даже не грезилось.

– Скажи мне, мой рыжий друг, а можно ли как-то побыстрее к терминалу пробраться? – начала «подкатывать» Марина в попытках за недорого получить реальные преференции от «неподкупных» сотрудников «Бюро находок».

– Сложно, – почесав немытую голову, ответил Рыжий, – сложно, но можно.

– Снова двести? – спросила Марина в надежде на то, что терминал стоит дешевле.

– Ой, моя ты рыбка, – как махровый торгаш, начал свою привычную «песню» Рыжий, – двести нынче не в ходу. Пятьсот.

Цифра «пятьсот» начисто лишила Марины дара речи. Она хотела было что-то гневное сказать в ответ на форменный грабеж, но рот ее склеился, словно от той ириски-одиночества.

– Ну, а как ты хотела? – продолжал Рыжий. – Мало того, что я, мягко говоря, рискую, проталкивая тебя мимо всех, так я из этих благодарностей, по сути, ничего себе не оставляю. Все для вас, дорогие мои клиенты. Ну и инфляция…

– Инфляция?! – воспрянув от онемения, возмутилась Марина. – Ты, поди, не в тугриках каких оплату принимаешь! Уж куда валюта крепче, чем местная.

– Э–эээ, – протянул Рыжий, – не все-то ты понимаешь, просвещенная моя. Добрые дела – самая слабая валюта из всех, что я знаю. Вот иному человеку, сколько добра ни делай, а ему все мало. Словно бы весь мир у него в должниках ходит! И чем больше ему делаешь, тем больше он недоволен. Очень быстро у людей добро обесценивается.

– Так ведь ты-то не за спасибо делаешь, я тебе реальными банкнотами плачу! – продолжала торговаться Марина.

– Так и ты, добродетель в юбке, поди, не забесплатно колдуешь? – парировал Рыжий.

Марина смутилась, но постаралась не подавать виду.

– И вообще, – продолжил Рыжий, – если моя цена тебе не по зубам – можешь обратиться к кому-то еще. Вон, – и он показал пальцем на сгорбленного, сухого мужика, энергично «работавшего» с очередью, невзирая на свою худобу, – как ты его зовешь? Гробовщик? С ним поговори. Может, он тебе дешевле сделает. А может, и вообще даром, за красивые глаза.

Гробовщик был последней кандидатурой, к которой Марина обратилась бы за помощью. Однажды она уже имела неосторожность с ним посотрудничать. И не сказать, чтобы дорого брал. Как все. И делал все быстро. Но каким он, Гробовщик, был сам! Недолгое общение с этим типом показалось Марине экскурсией в ад длиною в жизнь. Лысый, худой до немощи, страшный, с острыми, выступающими вперед зубами, тонкими и сухими, как у смерти, пальцами с кошмарными ногтями… Таким обычно рисуют Кощея Бессмертного в книжках. От него веяло каким-то леденящим душу холодом. А запах, который исходил от него, для Марины был просто убийственным! От него тянуло свежевыкрашенными венками, гробовой доской, свежевырытой могилой, моргом, смертью. Его голос был похож на звук забивающихся в крышку гроба гвоздей, на скрежет лопаты о кладбищенскую землю. С ним бы она точно не желала иметь никаких дел, хоть делай он ей забесплатно!

– Я предпочитаю работать с проверенными партнерами, – выкрутилась Марина, чтобы не ударить в грязь лицом и не дать повод к новому повышению цен.

– Так за чем дело стало? – спросил Рыжий.

– Пятьсот – это много, – по–деловому ответила Марина.

– Пятьсот – это не «много», пятьсот – это «пятьсот», – съязвил Рыжий, намекая на то, что из Марины счетовод неважный.

– И вообще, – продолжил Рыжий, – ты хоть знаешь, какой план мне сверху спустили? – сказал он, показывая пальцем вниз. – Твоей сумочки не хватит! Чемоданами ношу. ЧЕ-МО-ДА-НА-МИ!

Но Марина все еще колебалась.

В ожидании вердикта «ее величества щедрости», Рыжий тихонько завыл какую-то песенку, в которой песенка угадывалась в самую последнюю очередь.