Я – кнеж Адам Константин Горностай из рода Гедемина Великого, сын Самуила Горностая, подкомория киевского, и княгини Теофилы Горайской. Мой герб – Гиппоцентаврус с луком и стрелой, увенчанный тяжелой княжьей короной, и моя судьба – покоиться тут, под тяжелой желтой водой.
Покоиться…
Амен!
И тут черное одеяло сна на миг разрывается, и перед глазами встает неровное поле в сером пороховом дыму, всадники в мохнатых малахаях мчат прямо на тупые гарматные жерла…
Но я спокоен.
Мне уже нечего бояться.
7
Повозка, вызванная хозяином, стояла у самого входа. Возница дремал на козлах, сжимая в руках кнут.
– Parbleu! – Шевалье зябко повел плечами и скривился. – Неужели нам придется ехать на этом одре?
Я усмехнулся и посмотрел наверх, на сжатое черепичными крышами темное небо. Скоро рассвет, надо поспешить…
– Предпочитаете мчаться верхом, дорогой дю Бартас?
– Что вы! – Шевалье потряс головой, отчего шляпа тут же съехала на ухо. – Перед дуэлью? Верхом? Надеюсь, вы шутите, дорогой друг!
– Топоры-ножи-ножницы-сечки! Точу-вострю-полирую!
От неожиданности я вздрогнул. Так-так, точильщик уже на посту. Странно, его черная борода за ночь стала рыжей.
– Шпаги-палаши-кинжалы!..
– Вам не надо подточить шпагу, шевалье?
Дю Бартас покосился на точильщика, хмыкнул.
– Помилуйте, у этого мужлана? Однако же, друг мой, ведомо ли вам, где похоронена синьора Цецилия Метеллини?
– Цецилия Метелла, – постаравшись не улыбнуться, уточнил я. – Это жена знаменитого Марка Красса.
– Кого?!
Ответить я не успел. Легкий стук каблучков – совсем близко, рядом.
– Адам! Синьор Адам!
На Коломбине была черная маска – в цвет тяжелой мантильи, из-под которой выглядывало знакомое белое платье. И таким же белым казалось лицо. Или виной всему предрассветный сумрак?
– Я… Я, кажется, успела. Ничего не говорите, Адам, не надо! Я просто… просто… Вы действительно должны драться? Ведь это же глупость! Это…
– Доброе утро, прекрасная синьора! – Дю Бартас тут же оказался рядом, сжимая шляпу в руке. – Увы, именно это сейчас предстоит моему и вашему другу, дорогая синьора Франческа! И прошу, не желайте ему удачи, ибо это худшая из примет.
Ее лицо дернулось. Взгляд из-под маски заставил славного дю Бартаса отшатнуться и ретироваться к повозке.
– Ну почему вы такой, как все, Адам? Ради вашей дворянской спеси, вашей гордыни!..
Я молча поклонился. Хорошо, что девушка не знает всей правды! Если бы дело было только в гордыне!
– Но если так… Если вы такой… Я вас могу благословить?
В темных глазах блеснула неожиданная усмешка, и мне сразу же стало легче.
– Можете. – Я улыбнулся в ответ, и тут же ее губы…
…От маски пахло духами и клеем…
– Идите! – Франческа отстранилась, надвинула мантилью на голову. – Идите же, не смотрите на меня!
Сонный возница взмахнул кнутом. Я оглянулся, но девушка уже исчезла.
– Vieux diable! – мечтательно проговорил шевалье. – Как я завидую вам, дорогой де Гуаира! Эх, мне бы такую дуэль!
Отвечать было нечего. Я отвернулся. Повозка тронулась.
– Топоры-ножи-ножницы-сечки! – донеслось из-за спины, и я почему-то вновь подумал о бессонном точильщике.
Что случилось с его бородой?
Да, жизнь действительно театр. И хорошо, если приходится играть в комедии. Тычки, затрещины, любовник в сундуке. Глупо, конечно, но это все-таки лучше кровавой красоты шекспировских ужасов.
Итак, играем!
Декоратор постарался. Задник сцены в меру мрачен и в меру нелеп. Темные потрескавшиеся стены древней гробницы, грустные пинии вокруг – и белые ажурные зубцы поверху, словно могила Цецилии Метеллы надела чепец, какой носят субретки. Предрассветное серое небо, далекий глухой голос колокола…