Перед нами два человека, придерживающихся мнения, что они честно исполняют свой долг – содержат себя и свою семью.

Теперь представьте себе, что происходит в их душе, когда они, оставшись наедине с собой, размышляют о своей жизни. Может быть, Катулл уже ощущает себя на Небесах? А Тибулл? Кому захочется оказаться на его месте? Сознание пренебрежительного отношения к своим обязанностям превращает его жизнь в сущий ад, не так ли? А ведь оба живут в одном мире, работают в одном университете, оба занимают профессорские должности и оба люди ученые.

Выходит, исполнение своего долга равносильно тому, что мы надеемся обрести по ту сторону гроба. Наша душа жаждет блаженства. А что такое блаженство? Это состояние удовлетворения собой и всем, что нас окружает. А разве, исполняя долг, мы не испытываем то же самое?

Прежде мы говорили преимущественно о том, к чему ведет неверность своему долгу, о трудностях, связанных с его исполнением. Отвлечемся на время от этого и попытаемся себе представить, сколь велик человек, для которого превыше всего долг. Получается, что у такого человека есть почти все, что в нашем понимании равносильно Небесному блаженству.

Раньше оно казалось нам недостижимым, потому что мы находились в постоянном смятении. У нас были свои суждения, свои взгляды на жизнь, позволяющие нам принимать определенные решения, желания, требующие от нас противоположного, друзья, советовавшие нам совсем другое. Мы жили среди людей, думающих иначе, но чье мнение казалось нам важнее, и среди обстоятельств, склоняющих нас совсем на другое. Наша жизнь была соткана из противоречий. Чтобы действовать по своим убеждениям, требовались определенные усилия и борьба, а пренебрежение ими заставляло нас сожалеть о содеянном и раскаиваться в своих поступках. Мы руководствовались то одним, то другим, то нашими воззрениями, то своими желаниями, то различными обстоятельствами.

Так мы жили прежде – в постоянной борьбе и раскаянии. Воспоминания о прожитых годах не приносили нам удовлетворения и не умиротворяли нашу душу.

Всего этого не будет, как только самым важным для нас в жизни станет исполнение своего долга. Он – наша главная цель, ради которой мы будем жить, действовать и мыслить. Тогда у нас останется всего одно желание, одна страсть, которой неизбежно подчинятся все прочие страсти, один жизненный принцип, который и станет определять наши мысли и поступки – долг прежде всего. В нашей душе воцарится удивительнейшая гармония, нарушить которую будет тем труднее, чем сильнее возобладает над нами этот принцип.

Софрон поступил в университет, будучи недурно воспитанным своим отцом и учителями. Но он был немало удивлен, оказавшись впервые в обществе своих земляков, которые потешались над его жизненными принципами и вели себя совершенно по-другому. Будучи по натуре юношей робким и не осмеливаясь им противоречить, он стал подстраиваться под них и неоднократно охотно посещал в их компании известные заведения, буквально созданные для того, чтобы человек нарушал свой долг. Со временем его чувственность превзошла все разумные пределы и охотно потакала любым капризам, от кого бы они ни исходили. Исполнение долга требовало теперь от него огромных усилий, и всякий раз, нарушая его, он мучился угрызениями совести. Как часто он всю ночь не мог сомкнуть глаз, изводя себя упреками за то, что не сохранил верность своим жизненным принципам. Да и следующие за кошмарными ночами дни были для него не менее печальными. Он покидал свою постель с твердым намерением вновь жить по своим прежним принципам. Но тут же начиналась упорная борьба, навязываемая ему его собственными желаниями, не привыкшими, чтобы их подавляли, и теми приглашениями, насмешками и подтруниваниями, на которые не скупились его друзья. Он редко выходил победителем из той борьбы, обычно совлекаясь на путь, ведущий его, как он осознавал, к погибели. Софрона влекло из аудиторий, где приобретаются знания, соответствующие предназначению, туда, где удовлетворяется чувственность. Так он прожил несколько злосчастных месяцев, после чего один знакомый потребовал удовлетворения за нанесенное ему оскорбление, вызвав его на дуэль. Проведя ужасную бессонную ночь, в течение которой Софрон острее, чем когда-либо, ощутил всю омерзительность дуэли и всю неправильность своей жизни, идущую вразрез с его прежними правилами поведения и мышления, он приходит к твердому убеждению, что случившиеся с ним беды – последствия пренебрежительного отношения к своему долгу и что для достижения душевного покоя у него решительно нет иного пути, как только свято исполнять этот долг.