Мысли, которые до этого текли медленно и лениво, сейчас метались в моей голове. Главные вопросы были: «Где я?» и «Что здесь происходит?» Если меня сбили и сейчас меня придавил виновник аварии, то вероятно, что скорая уже едет, а всё вокруг темно, потому что я, вероятно, потеряла зрение от удара. Я где-то читала, что такое может случиться. А возможно я вообще ещё без сознания и это какие-то галлюцинации.

— Ма-ма! — опять заскулил голос ребёнка, чуть громче.

— Граждане, уберите уже детей с места преступления. На меня между прочим нагло наехали, — прошелестела я, снова пытаясь открыть глаза. Наконец мне удалось совладать со своим телом и я смогла выползти из-под того, кто лежал на мне. Я стояла на карачках, пытаясь прийти в себя и перестать заваливаться набок. Меня жутко тошнило и всё вокруг кружилось. Я огляделась. Вернее попыталась, насколько это позволяли всполохи разрезающие небо.

Вокруг меня темнеют какие-то развалины, куски стен, провалы окон. В темном небе вспыхивают странные светящиеся штуки, разрезая темноту и руша всё, до чего долетают и что ещё не разрушено. Но звуки доносятся очень приглушённо. «Наверное это голограмма» — догадалась я. Видела такие на каком-то фестивале, весьма красивое зрелище. Но напрягало, что вокруг меня нет людей. Обычно после происшествия собирается толпа зевак, скорая, полиция. А тут никого.

Я мысленно хлопнула себя по лбу. Фонарик. Нужно достать фонарик. Я полезла в карман за смартфоном и тут же потеряв равновесие завалилась на что-то мягкое, но довольно холодное. Снова приподнялась. Достала смартфон и полулёжа включила фонарик.

Лучше бы я этого не делала! Я застыла в ужасе на месте. Вокруг меня были трупы. Мужчины, женщины, дети. Лежали вповалку и отдельно. Кто-то был целым, у кого-то отсутствовали части тел. К горлу подступила тошнота. Я осмотрела себя, я вся была в крови. Скорее всего чужой, потому что вроде нигде не болело настолько, чтобы истекать кровью. Вся улица была в крови. И лежала я в крови. Меня затрясло.

«Может это съёмки фильма?» — услужливо подсунул мне адекватный ответ, на незаданный вопрос, мой мозг.

«Да, это съёмки, Крис, не паникуй! Всё просто очень реалистично. Сейчас прибежит съёмочная группа и тебя вынесут со съёмочной площадки. Главное без паники», — уговаривала я саму себя, чувствуя, что вот вот зайдусь в истерике.

Буквально в паре шагов от меня сидела девочка, совсем маленькая, лет двух, не больше, чумазая, в пышном когда-то платьице, а сейчас невероятно грязном и рваном и тёрла глаза, размазывая слёзы.

— Мама, — протянула она ко мне ручки.

Я ошарашенно заозиралась.

— Эй, люди! Прекратите съёмку! Вы ребёнка напугали! Чей ребёнок? — засипела я, сгребла малышку в охапку, пытаясь успокоить.

— Тише, маленькая, сейчас найдём твою маму, — зашептала я ей, гладя по голове, все волосы малютки были грязные и липкие.

— Спасите её, — вдруг раздался рядом голос, тихий и какой-то булькающий, — У неё нет дара, леди позаботилась. Спасите. Отдайте её отцу.

Я увидела говорившую со мной. Это была девушка, совсем молодая, лет восемнадцати – двадцати.

Вспышки на небе не давали толком рассмотреть. Я направила на неё телефон. Включила на нём фонарик и посветила на девушку. И обомлела. Она лежала в луже крови. Девушки не было ниже пояса. Совершенно не было. Она лежит, кажется, в своей собственной крови? Я ничего не понимаю, мозг просто отказывается принимать то, что видят глаза. И я совершенно не хочу думать о том, что мне ни разу это не кажется и, что это никакие ни съёмки. В воздухе была разлита смерть. Настоящая. От ужаса осознания меня снова замутило. Я прижимая к себе ребёнка попятилась сидя, упёрлась во что-то, боясь повернуться.