Закрываю глаза, абстрагируясь от окружающего мира.

― Ксюша, ― тихо зовет Артем. Его ровный голос обволакивает и раздается очень близко. На секунду разлепляю веки, чтобы убедиться в этом. ― Ты все делала правильно, ― брат бывшего жениха стоит напротив, склонив голову и пытаясь заглянуть мне в глаза. ― Ты ни в чем не виновата. Не взваливай на себя ответственность за поступок другого человека.

― Но... ― я заикаюсь, глотая соленые слезы.

― Ты переживешь это, ― чужие, большие руки ложатся на мои плечи.

― Не переживу!

Не представляю жизни без Максима. Я люблю его. Ужасно, непреодолимо люблю. Никто не заменит его. Ни один мужчина. Никогда.

― Боль уйдет, ― Артем притягивает меня к себе.

Щекой соприкасаюсь с его теплой, твердой грудью. Не то. Объятия не те. Они слабые, не сковывающие, но удушающие. Ощущения чужеродные, неизвестные, неуютные.

― Пустите, ― я сгибаю локти и упираюсь растопыренными ладонями в пресс брюнета. Рельефная мускулатура отчетливо чувствуется через одежду.

Артем поддается и позволяет оттолкнуть себя.

― Тебе нужно поспать. Я провожу до спальни.

Мужчина отворачивается, тем самым демонстрируя, что не собирается уточнять, согласна ли я с данным планом. Просто ставит перед фактом и ждет, что я послушно поплетусь за ним.

― Я не хочу спать, ― возражаю с агрессией.

Уж точно не ему, совершенно постороннему человеку, решать, как мне справляться с сердечной болью. Сон не спасет. Да и алкоголь, ради которого я сюда спустилась, тоже.

― Уверена? ― Артем бросает на меня взгляд через плечо, пряча жилистые руки в карманы штанов. ― Ты справишься, оставшись один на один с мыслями о подлости моего младшего брата?

Намерено цепляет за больное? Вскрывает мою грудину и ложкой для мороженого погружается, расковыривает мышцу, что гоняет кровь по венам. Смакует, словно сироп, горечь, что плещется в моих глазах? Он же наверняка видит, как я измучена предательством, и так безжалостно тычет этим мне в лицо.

― Оставьте меня, ― процеживаю я сквозь зубы. Плотно стиснув челюсти, скрываю крупную дрожь в подбородке.

Артем со вздохом кивает.

― Поверь, Макс не заслуживает твоих слез.

И будто по команде новая порция соленой, горячей влаги скатывается по щекам. Я наблюдаю за удаляющейся фигурой и, больше не в состоянии удерживать внутренние терзания, выпускаю их на волю громкими рыданиями.

И плачу, плачу, плачу, сгорая от боли в одиночестве.

4. Глава 4

― Поешь, доченька.

Я никак не реагирую, продолжая бездумно смотреть в стену.

Мама тяжко вздыхает, шмыгает носом и присаживается на край кровати.

― Милая моя, прошу. Ну хоть пару ложек... ― трясущейся рукой протягивает мне глубокую миску с крем-супом.

Аромат грибов и гренок ничуть не возбуждает. Аппетит наглухо замурован, и чувство голода кажется забытым, неизвестным. Нет ни жажды, ни усталости после бессонной ночи и литров выплаканных слез. Ничего нет. Душевной пустотой искоренилась нужда в базовых физиологических потребностях. Из меня будто вынули жизнь и оставили бесполезную оболочку.

― Ксюш, а? ― мама ставит в сторону тарелку с нетронутой едой и подсаживается ко мне ближе. ― Ксюшенька, девочка моя, поговори со мной.

Гладит меня по рукам, щекам, волосам, смахивает слезы со своего лица и влажными пальцами вновь тянется к моему. Я едва ли могу ощущать ее прикосновения, будто трогает через толстенный ватный слой.

Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, но нет сил, чтобы в очередной раз заявить о единственном желании маме. Когда она все-таки покидает меня, приговаривая, что будет рядом, если понадобится, я и вовсе перестаю дышать. Глаза вновь наполняются обжигающими слезами. Чудится, что стены начинают смещаться к центру спальни, ускоряясь и ускоряясь. Пространства меньше, воздуха тоже... В голове гремят чудовищные, хаотичные мысли ― будто взрываются петарды.