– А ты чего стоишь? Чай не в гости пришла, а домой.

– Так ты же меня отодвинул и так профессионально взялся за дело, что я решила не мешать.

– Это правильно, это хорошо. – задумчиво произнес Трофим, еще раз потрогал буквы, понюхал и присел на пуф: – Ну, с этим все понятно.

– Поделишься?

– А чаю нальешь?

– Непременно. – сбросила обувь, посетила в ванную, не задавая вопросы и не реагируя на послание. Трофим же все еще сидел и смотрел на зеркало. Изольда щелкнула чайник, заглянула в холодильник.

– Ты смотри, борщ не скис.

– Значит, будет обед. – заключил Трофим и прошел к ней. – Письма покажешь?

– Я же обещала. – Изольда накрывала на стол, стараясь быть спокойной, но пальцы подрагивали, и это не укрылось от Трофима.

– Да брось ты нервничать!

– Я не нервничаю. Я просто хочу понять.

– Тогда не трясись, а подойди к зеркалу и посмотри на него.

Она бросила нож и вышла в прихожую. Стала напротив зеркала, сложив руки на груди:

– Посмотрела и что?!

– Что видишь? – сидя на стуле в кухне, развернувшись к ней, Фима жевал булку.

– Ты что, голоден? Мы завтракали час назад!

– Одно другому не мешает. Ты, по существу, говори.

– Какая-то дрянь испачкала мое зеркало! Вот что я вижу. Написала три заглавные буквы, от края до края.

– Какие буквы?

– Жирные. – голос у Золи дрогнул.

Свистел чайник, но она к нему не спешила. Трофим выключил чайник, затем закипевший борщ и подошел к ней. В третий раз провел по надписи, но уже не края, а посредине всех трех букв.

– Понюхай.

– Не хочу я это нюхать! – испуганно воскликнула Изольда и отскочила в сторону.

– Золя, ты не заводи себя. Смотри на это хладнокровней. Ну, представь, что это не у тебя дома, а… – он задумался: – А просто тебе надо разгадать загадку или пройти квест.

– Тебе легко говорить. Попробовал бы на моем месте побыть.

– Можно я останусь на своем. Пойдем, поедим. Борщ был вкусный, жалко оставлять. Ты соберешь вещи, возьмешь послания, вернемся ко мне и будем разбираться. Кстати, а у тебя квартира не на сигнализации?

– Нет.

– Почему? Ты же надолго уезжаешь. Есть, кому смотреть?

– Есть. – Изольда налила одну тарелку, себе лишь чай и села за стол, смотря в чашку.

– Ты чего, голодовку объявила?

– Нет настроения.

– Женщина. – сказал Трофим и принялся есть с аппетитом.

– Да, женщина! И что теперь? – она смотрела на него, полными слез глазами.

Трофим облизал ложку, положил ее и, прищурив один глаз, сказал:

– Очень вкусно. А реветь не стоит. Женщина, говорю, написала. Так что ты задумайся, у кого мужика увела.

– Никого я ниоткуда не уводила! – фыркнула Изольда: – Зачем мне? И с чего вдруг ты сделал подобный вывод?!

– Так я же тебе сказал – понюхай! Губной помадой написано. Не твоей!

– В смысле, не моей?

– Не твой тон.

– А! – Изольда задумалась, а Трофим, доев борщ, принялся за чай, размачивая засохший кусочек пирога.

– Собирайся. – повторил он.

– Не поеду. – заявила Изольда.

– Чего?!

– Это мой дом! И я больше никуда не поеду.

– Вообще?

– Совсем не получится.

– Спасибо за угощение, я поехал. – поднялся.

– Ты куда?! – искренне испугалась и поспешила подняться.

– Так за вещами. Раз ты не едешь ко мне, то я перееду к тебе. Обещания я держу, разобраться помогу. А потом и разъехаться можем. Часа два сама побудешь? Мне еще надо утрясти с работой. В ближайшее время мне будет не до трудов праведных.

– Побуду. Есть чем заняться.

– Это правильно. – пошел к двери, оглянулся, но ничего не сказал.

Изольда вышла следом, взяла связку ключей и протянула ему:

– Вот!

– А как же ожидание у окна? И встретить у порога не захочешь?

– Шут!

Трофим поцеловал кончик ее носа, не взяв ключи, умчался.