Работать в одной связке с Инетером оказалось легко и просто. Я быстро училась и адаптировалась за счет своих мозгов, а он был просто сильным магом из древней аристократической семьи, прошедшим службу у одного из сильнейших заклинателей мира. Такое накладывало свои отпечатки. И там, где многие новички зеленели, бледнели и блевали дальше, чем видели, он стоял с совершенно равнодушной миной на лице. Простые же академические занятия и вовсе не доставляли хлопот. Если раньше мы соперничали за лидерство и звание лучшего ученика, то теперь приходилось работать сообща и отстаивать уже звание лучшей двойки академии. И нам это удавалось.

Но когда мы сдали экзамены для перехода на третий курс, Тонсли не выдержал и закатил инструкторам скандал. Он не мог поверить, что его – наследника героев войны, бравого герцога, национального лидера и далее по списку, смеют держать на третьем месте из-за какого-то выпендрежника мажора с папиной кредиткой и девицы из нищебродской окраины, у которой и способностей особых нет. Хлесткие слова ударили наотмашь, и я едва не задохнулась от возмущения. Но тяжелая рука, прилетевшая мне по заднице, мгновенно привела в чувства и дала понять, что не время раскисать.

С того момента я возненавидела Ланвельда всей душой. Я хотела показать ему его законное место. Растоптать и сделать так, чтобы он и думать забыл о возвращении в большую политику. Нет… У него слишком мало мозгов для осознания всего произошедшего в тот момент. Если бы у меня был шанс вернуться, я бы обязательно пошла до конца. Но черт! Мы дружили девять гребаных лет, и он лучше других знал, как сломать меня. Как сделать так, чтобы у меня и мысли не осталось о том, что я хочу продолжать весь этот балаган.

Перед тем как начать третий курс, я услышала от куратора группы, что Ланвельд поставил условие всему преподавательскому составу и даже министру образования. Либо он становится лучшим и единственным выпускником, либо уходит с огромным скандалом. Потому было принято решение, что меня исключают из академии в связи с переуспеваемостью. Мои мозги не нужны в кадетском корпусе, от них будет только куча проблем и никакого толку. Боевка должна быть глупой и исполнительной, а не рассуждать о том, правильно или неправильно поступать тем или иным образом, как это делала я.

На мое закономерное удивление: «А как же Стиверс?» преподаватель, скрипя зубами, ответил, что его так просто убрать не могут. Деньги, связи и громкая фамилия не дают. Если блондин привлечет адвокатов и натравит прессу, им придется выкручиваться из очень непростой ситуации. От его заявления я впала в ступор и не могла понять, это дешевая шутка или попытка взять меня на слабо и заставить уйти со скандалом, громко хлопнув на прощание дверью. Я так и стояла перед ним, медленно округляя глаза, пока магия не вышвырнула меня прочь.

Инетер, когда увидел меня ревущей на нашей постели, аж поперхнулся. Две узкие койки мы сдвинули вместе еще на первом курсе, когда стеснение пропало, а его место заняло осознание того, что у нас впереди пять лет совместного проживания. К тому же вдвоем было не так страшно спать, особенно после очередного поучительного пособия с расчлененным монстром. И от того на душе было так погано, что хотелось выть. Я терпела все унижения и издевательства ради чего? Чтобы меня вышвырнули в угоду паршивому аристократу, который сам даже не воевал, а лишь прикрывался славой своих предков!

Когда я, запинаясь и всхлипывая, рассказала все напарнику, он даже не стал меня дослушивать, вылетел из комнаты и помчался на разборки. Какими карами небесными он им грозил в тот момент, я не знала, но ректор признал правоту наследника Стиверсов и не позволил меня вышвырнуть. С того момента моя студенческая жизнь превратилась в настоящий ад на земле. Если бы не Инетер, я бы сошла с ума еще в первый месяц. Так и получилось, что стресс, вечные придирки и тройные нагрузки сделали свое дело.