– Лицом на землю, руки за спину, – чеканит огромный спецназовец в маске, направляя на нас с Маринкой самый настоящий автомат.

– Мы ничего не сделали, я требую адвоката, – пьяным голоском вопит Грызлова.

– Поговори мне еще. Легла, я сказал, – мужик, недолго думая, бьет громоздким ботинком в ее колено и согнувшись, она падает в требуемую позу. Черт, ну и ублюдки.

– А ты чего встала? Тоже хочешь? – обращается ко мне второй.

– Это произвол. Вы не имеете права, – выдавливаю я, но послушно укладываюсь на пожухшую траву. Не хочется получить пинок по коленным чашечкам. Земля подо мной ледяная, а белье насквозь мокрое и прозрачное. – А ни че задница, – слышу над собой похабный смешок. – Отсосешь по кругу, отпустим. Как тебе такое предложение, наркоша?

– Мы пили обычный алкоголь, никаких наркотиков, – похолодев от ужаса, бормочу я.

Скосив взгляд в сторону, замечаю, как Влада и Марика уводят в полицейский Уазик. В наручниках! Божечки, что же творится-то? ААА?

– А это что? – мужик дергает мою голову вверх, собрав волосы в кулак, и размахивает перед лицом пакетиком с белым порошком. Не трудно догадаться, что внутри. Вопрос – откуда?

– Впервые вижу. Клянусь, это не мое, – жалобно пищу я.

– Мне до пизды на твои клятвы, шваль. В обезьяннике бомжам будешь свои сказки рассказывать, – ткнув меня лицом в землю, охреневший в доску мент защёлкивает браслеты на моих запястьях. Второй моральный урод в погонах проделает то же самое с Грызловой.

– Ну, что, марамойки, не передумали билет на свободу отработать? – меня снова хватают за волосы и заставляют подняться на ноги.

Пересматриваюсь с Грызловой. У нее в глазах панический страх.

– Я не при делах. Честно, – виновато шепчет она и отводит взгляд.

Врет. Стопудово врет. Значит наркотики были. Скорее всего принесли запоздавшие незваные гости, но кто в полицию позвонил? Если ребята и закидывались втихаря, то только ради собственного сомнительного кайфа, а не на продажу… Или?

Додумать мысль до логического конца, мне не дают четверо здоровенных мужиков в спецназовском обмундировании. Обступают нас с Маринкой, похотливо раздевая глазами. Меня трясёт от шока и пронизывающего до костей ветра, леденящий ужас парализует конечности, руки скованны за спиной, даже прикрыться нечем.

– Дяденьки, мы ни в чем не виноваты, – жалобно всхлипывает Грызлова. – Отпустите нас, пожалуйста.

– Нет, значит? Зря, могли бы договориться. В машину их, – приказывает тот, что стоит ко мне ближе всего. – Посмотрим, как они в участке запоют.

Про обезьянник мент не соврал. Именно туда нас и засунули после непродолжительной тряски в полицейском фургоне, где мы едва не окочурились. На слезные мольбы взять наши телефоны и одежду ответили равнодушным игнором. Везли в разных машинах, отдельно от парней. Маринка всю дорогу причитала и проклинала приятелей Влада. Как я и подозревала, белый порошок появился с их приходом, но она была в курсе и не предупредила, хотя знала, как я категорично отношусь к наркотикам. В отличие от обвиняющей кого угодно, но не себя Грызловой, я молилась только об одном – чтобы нас не увезли в сауну и насильно не принудили к «отработке свободы», как выразился один из ублюдков. Но, слава богу, обошлось.

Оказавшись в камере предварительного заключения, я вздыхаю с несказанным облегчением. Грязно, холодно, воняет потом и мочой, но из двух зол выбирают меньшее. Радует и то, что с нас, наконец-то, сняли наручники. Обнявшись, мы с Маринкой устраиваемся на деревянной шконке у покрытой плесенью стены и греем друг друга теплом своих тел. Повезло, что кроме нас, в обезьяннике никого нет и не приходится отбиваться от обещанных бомжей.