– Дело у меня к тебе.

– А чо?

– Я к тебе завтра ночью приду, расскажу. Помойся как следует.

– А мыться-то зачем?

– А пыльно же. Смотри, нагнал тут.

– Это потому, что надо было травой тут все засадить, Илья Никодимыч. Я водой побрызгаю.

– Ты погоди про траву. Ты меня слышал?

– Слышал.

– Вот и мети дальше.

– Хорошо.

– Подметай лучше, чтобы чистота везде светилась.

Все для себя решив, Илья Никодимыч развернулся и зашел в дом. Прислушался, осмотрелся, по-хозяйски отметив, что ступени, ведущие на террасу, стали скрипеть.

Вслед ему музыкой с неизвестным мотивом бежало затихающее «шшиих-шшиих…».

Ночь угомонила всех обитателей огромного дома. Наработавшись за день, слуги ложились спать засветло, домашние, судя по оглушающей тишине, решили сделать то же самое.

Илья Никодимыч, перекрестившись, сел на край дивана у себя в кабинете. Он решил, что пойдет к Яшке сегодня, а не завтра, но позже, сведя риск встретить кого-то на пути. А дальше будь что будет.

Часы показывали половину второго ночи. Илья Никодимыч к этому времени уже раз пять переменил решение.

В два часа он стал потихоньку прикладываться к бутылке коньяка, которую жена берегла для лечения зимней простуды, и которую он благополучно свистнул сегодня из кухонного шкафа.

К трем часам пополуночи, основательно накачавшись алкоголем и смелостью, Илья Никодимыч стал медленно продвигаться к выходу из дома. Он шел мелкими шагами, держа в одной руке зажженную свечечку, а в другой бутылку. Глаза при этом у него были выпучены, взгляд выхватывал из плохо озаряемого слабым свечением пламени маршрута все его изгибы. Путь напрямую вел к исполнению желаний, но Илья Никодимыч все же трусил. Он испытывал страх быть отвергнутым, и, как следствие, испытать сильное чувство позорящей его беспомощности, но все равно упрямо шел через комнаты и коридоры, кляня на чем свет стоит скрипящие ступени террасы, до которых еще не добрался.

Где-то, ему показалось, хлопнули дверью, мягко и негромко. Илья Никодимыч заметался на ровном месте, прикладываясь то боком к стене, то натыкаясь на стулья или край комода. Создавая шум, он, тем не менее, прекрасно слышал, что какая-то не спящая сволочь, как нарочно, идет в его сторону. Мысли о том, что он тут хозяин, и объяснять никому ничего не обязан, в его голове не возникло. Страшась того, что любой сейчас сразу поймет, куда и к кому он направляется, Илья Никодимыч в два прыжка преодолел расстояние до входной двери, рванул в сторону защелку и, перепрыгнув через ступеньки, побежал, горячо задыхаясь, к конюшне.

Увидев открытую настежь дверь, он влетел внутрь пушечным ядром, и только потом остановился. Все, приплыли. Теперь отступать было некуда – он пришел, здрасьти. Прикрывая ладонью еле-еле выживший во время своего забега свечной огонек, он осторожно сделал пару шагов вперед. По обе стороны от него в денниках стояли лошади, которые никак на него не отреагировали. Комната, в которой обитал Яшка, была в противоположном конце конюшни, и Илья Никодимыч, поняв, во что ввязал сам себя, уже почти пожалел о принятом решении. Что он, кто он, куда его несет? Ну, появится он на пороге Яшкиной каморки, а потом-то что? Как он будет говорить слуге о том, что утоп в веснушках, которыми неравномерно усыпана Яшкина кожа, и о том, что он с какого-то настроения вдруг стал для Ильи Никодимыча ближе, чем кто-то еще? И что его хозяину просто хочется немножко ласки, от него хочется, от молодого и сильного, ласки трепетной, нежной и совсем короткой? И, главное, не женской?

Рука его легла за дощатую поверхность двери и осторожно ее оттолкнула.