Он считал женщин глупыми созданиями, пригодными лишь для шитья, сплетен и создания проблем. Ему прекрасно это объяснили его мать и дамы из ее окружения. Женщины манипулировали мужчинами через постель – все без исключения. Многие годы Рольф видел, как отец поддавался уловкам матери. И то же самое видел при любом дворе. Рольф решил, что никогда не станет исполнять женскую просьбу, озвученную в спальне.

Рольф сразу же выбросил эту беседу с Амелией из головы. И теперь его мысли обратились к чему-то более важному, что его действительно волновало. В приступе гнева он решил жениться на Леони Монтвинской. В очередном приступе он обратился к королю за помощью в этом вопросе. Но теперь ярость ушла, зато пришли опасения.

Он не хотел себе жену, которой никогда не сможет гордиться, которую никогда не полюбит. Рольф решил оставить ее жить в Першвике, якобы в наказание за принесенные ею неприятности, но на самом деле его беспокоило, что люди говорили о ее внешности. Так беспокоило, что он даже начал испытывать вину. Ведь она не виновата, что родилась безобразной. Быть может, она даже стала такой зловредной из-за своей неказистой внешности.

Рольф чувствовал себя отвратительно из-за того, что пошел на поводу у чувств и добился этой свадьбы. Честь не позволит ему теперь отказаться, а чувство вины с каждым днем все росло: он понимал, что ожидает девушка и с чем ей в итоге придется мириться. Ведь бедняжка, наверное, так радовалась, что для нее нашелся муж, пусть их отношения прежде и не заладились. Она же должна радоваться, так? Какие надежды ей оставались раньше, до этого предложения?

Чувство вины было так велико, что Рольфу сдавило грудь. Быть может, он и не прогонит ее. Есть в Крэвеле старая башня – жена может поселиться там. Ему не придется с ней видеться, а она не испытает горя от бесчестья быть отосланной из дома мужа. Но ее мечты – о замужней жизни, о ребенке – все равно рухнут. Рольф задался вопросом, сможет ли вообще лечь в постель с этой девушкой. Каждый мужчина хочет иметь наследника, и он хотел. Но если она окажется настолько безобразной, что он не сможет…

Эти мысли не давали ему покоя. Завтра придется разделить с ней ложе, а утром, согласно традициям, ее родители и гости осмотрят простыни. Без проводов в спальню он сможет обойтись, но без осмотра постели, подтверждающей девственность невесты до замужества, обойтись невозможно. Ему придется возлечь с Леони, иначе на его голову обрушатся такие насмешки, которые он будет не в силах терпеть.

Уилда закричала при виде хозяйки, и этот крик привел Леони в чувства. Она едва не обругала девушку – придя в себя, она ощутила боль.

– Госпожа, что же они сделали с вами? – причитала Уилда. – Ваше лицо распухло и все в синяках. Гореть им в геенне огненной! Чтоб рука, посмевшая ударить вас, сгнила и отвалилась! Чтоб…

– Хватит, Уилда! – крикнула на нее Леони, осторожно двигая челюстью. – Ты знаешь, что меня не надо сильно бить, чтобы пошли синяки. Чувствую я себя куда лучше, чем кажется.

– Правда, госпожа?

– Принеси-ка мне зеркало.

Леони попыталась улыбнуться, чтобы чуть подбодрить служанку, но разбитые в кровь губы и подбородок болели слишком сильно. Глянув на себя в зеркало, Леони поняла, что выглядит так, словно по ней потоптался боевой конь.

Один глаз заплыл, веко вокруг второго распухло так, что для обзора осталась узкая щелочка. Под носом и до самого подбородка засохла кровь, а все лицо посинело от многочисленных ударов. На руки и грудь Леони даже смотреть не хотела, ведь бил ее Ричер не только по лицу.

Одета она была по-прежнему так, как вечером, когда пришел Ричер. Видимо, после его ухода Уилду к ней не пустили, чтобы помочь хозяйке раздеться и лечь спать. Леони же потеряла сознание и только что пришла в себя.