Теперь понял, чего ждал.

Надеялся, что жива. Что вернется. Если не к нему, то хотя бы в этот город. Она выросла тут. Родилась.

Он хотел засыпать ее вопросами, но не стал.

– Это я… – так же хрипло выговорила она ему в ответ.

Между ними двенадцать лет разницы, но именно сейчас ему показалось, что она старше, мудрей.

Сургут не стал спрашивать зачем она вернулась. Ответ прочитал в глазах.

Кроме него никого больше нет. Никого. И она вернулась в город, где убили ее мать, чтоб не убили того, кто у нее остался. Самый близкий и родной человек.

***

У него не было шанса. Ни тогда, ни сейчас.

Он долго не верил ей, себе. Доверял ей свою спину и знал, что она всегда прикроет тыл. Но, когда Дима его попросила по-настоящему ей слепо поверить, оступился. Подвел не только ее.

Все потерял. Всех, кого любил и кем дорожил.

У него раньше не было шанса, теперь есть. Если она вернулась к работе, есть.

А вот у нее нет. Больше шанса быть без него у нее нет.

***

– Я так и не понял: зачем мы разделились?

Вася впервые открыл рот за тот час, что они находились в дороге, а точнее, стояли в пробке и тащились со скоростью черепахи. Радовало только то, что это не авария впереди, а просто сильный снегопад затруднил дорогу, и водители (те у которых все хорошо с головой) сбавляли скорость и предпочитали не рисковать. До места назначения осталось не так уж и долго, еще пара поворотов и двести метров по прямой.

– Мы разделились потому, что мне так нужно, никто кроме нас не знает в какой машине Шрайман и с кем из охраны он уехал. Пока мы ничего не ведаем о предполагаемом враге, будем играть в наперсток.

– Особо долго шифроваться не выйдет, ты же это понимаешь?

Она бы сейчас посмотрела Васе в глаза, но следила за дорогой. Чего она там не видела?

– Понимаю, Вася. И ты тоже долго дурачком прикидываться не сможешь, так что, давай обойдемся без дешевой пьесы, окей? Я твое личное дело читала, Кимура тоже его стороной не обошел, поэтому, завязывай со спектаклем и говори, как думаешь на самом деле.

– В моем личном деле ничего такого нет.

– Конечно, нет, – она кивнула своим мыслям, подтверждая его слова, – Если не знаешь куда смотреть. Вася, дурак умным прикидываться долго не сможет, да и не правдоподобно выйдет, а вот умный дураком… Ты же умный мужик, дураки в нацбезе долго не продерживаются, а тебя свои же списали… За что, кстати?

– Какая разница?

– Большая, Вася, большая. Я могу только предполагать, но имею два варианта: плохой и очень плохой.

– Ты тоже, я смотрю, не просто умная, а очень умная, – сарказм сочился в каждой произнесенной, мужчиной, букве.

Дима понимала почему он так ощетинился. Свои же поперли, не потому что он плохой, а потому, что слишком честный. И на работу он устроился, через гордость свою переступив, потому что на шее ребенок и квартира в кредит, да и няня денег стоит. А пенсия, несмотря на все его заслуги, не такая уж и большая.

Васю Громыкина можно уважать только за это. Но она прониклась к нему, пониманием, по другой причине.

С его навыками и умом можно было устроиться в охрану к зажравшемуся олигарху, – через год он был бы уже начбезом. Как ни как, карьерный рост и прибавка к зарплате. Но мужчина имеет принципы, и прежде, чем идти к Шрайману, проверил того от и до. И чистота помыслов, действий и намерений Игоря Шраймана и его команды, Васю устроила. Только, убедившись в правдивости этой инфы, Громыкин пошел работать обычным охранником.

Для Димы такой поступок лишний раз доказывал, что дело с этими письмами и угрозами, либо слишком простое и ответ лежит на поверхности, либо все настолько сложно, что целью всего этого является не Шрайман, а она сама.