– Полюбовный значит! Вот сука! Прости, бабушка… Посмотри-ка… И у моего мужа тоже интимный вопрос?


Бабка постучала сморщенной рукой по выложенной на столе колоде.


– У обоих, девк… Интимный вопрос… Полюбовный… Не пойму только, куда они идут… К кому, не пойму никак. Карта, видишь, обманчивая. Ни валет, ни дама…


– А, поточнее? Если повнимательнее посмотреть? – Марго достала из дамской сумочки пятитысячную купюру. – Если вот так?


Ульяна незаметно «слизала» бумажку со стола и встала.


– Ну если так, то можно и поточнее… Собирайся. Там все узнаем…


– Где? – поинтересовалась Марго и взяла протянутую ей куртку.


– На природе… Есть у меня местечко одно… Наработанное… Заговоренное… Там все, как на яву, видно… Я в этом уголке травки пожгу, ягодки сварю, дух лесной вдохну… А ты погуляешь и сил заодно наберешься. Пойдем… Пойдем, пока совсем не стемнело.



А троица охотников за чудесами приближалась к сторожке.


– Долго еще, Сусанин? – Зальцбург устало вздохнул.


Петрович махнул рукой.


– Еще чуть-чуть и на месте.


– Может, ну ее… Бабку эту… Ну ее на фиг… – запротестовал вдруг Иван.


– Да ты что, дружище? Боишься что ли?


– Я в первый раз к гадалке иду. Что хоть делать-то с ней?


Зальцбург заржал.


– Чего, чего? Обычное дело… Если молодая, то…


– Ёсич, я серьезно…


– Все… Пришли… – поставил в споре точку Петрович.


Метрах в двадцати от героев стояла избушка.


Зальцбург мысленно перекрестил товарища.


– Ну, Ваня, иди, ни пуха…


– Мне с ней не уток стрелять…


– Иди, доктор! Иди!


Остап подтолкнул Ивана вперед.


С другого края к лесной сторожке, вооружившись посохом, бабка Ульяна, как заправский экскурсовод, вела Марго.


– Недолго осталось…


– А как мы обратно вернемся? Темнеет уже…


– А чего нам возвращаться-то? В доме том и заночуем. Там все есть для сна… Иль торопишься ты куда?


– Да некуда вроде…


– В избе той… Будто мир иной открывается. Ученые места такие магнитными называют.


– Гео… Геомагнитными, бабушка…


– Там прям вижу я так отчетливо, так отчетливо… Как если бы голых в бане…


– Чего мне видеть совсем не хотелось бы…


За женщинами метрах в двадцати, поглядывая в бинокль, поторапливался Боцман.


– Вот ведь акула – пиранья… Сожреть, не подавится…


Куды ведет девку, старая клешня?



Иван открыл дверь.


– Можно войти?


– Входите… Входите…


Иван вспомнил «Вия» и ему захотелось перекреститься.


За столом сидело нечто в бордовой шали – ни баба, ни мужик, ни цыганка, ни танцовщица, с тюрбаном на голове, монисто на шее, в тапках, как у Хоттабыча. В общем, смесь Шахерезады, старой ведьмы и фокусника.


Перед гадалкой на столе чего только не было – свечи, карты, миски, спички, травы, магнитики с холодильника, знаки зодиака, рокерские атрибуты.


Тетя жестом пригласила Ивана присесть.


– Рассказывайте… А я пока ауру Вашу подчищу…


И тут гадалка щелкнула кнопкой плеера, и Оззи Осборн заорал на всю избушку.


О! Это была одна из любимых композиций Ивана.


– Вы это серьезно, бабушка?! – обрадовался он.


Гадалка весело подмигнула.


– А то!


– Да там не бабка по ходу… – засомневался снаружи Зальцбург, услышав голос известного во всем мире рок идола.


– А кто? – на Петровиче не было лица.


– Праздник там, Петрович… – ускоряя шаг, Остап рванул к сторожке.


А там…


После самогона и сморщенных сушеных ягод, Клава полностью расположила к себе хирурга, который в одночасье напрочь забыл о своей миссии и полностью отдался атмосфере праздника и свободы.


Пока к сторожке в сопровождении Ульяны приближалась Марго, из теплых краев в родные пенаты вернулась Гертруда Семеновна Швах.


И первое, что сделала женщина, прежде чем зайти в дом, она достала из почтового ящика накопившуюся в ее отсутствие корреспонденцию.