Мужчина улыбается.

Чувствую, что он боится говорить с Настей. Вероятно, он боится детей. Может, после того случая с мальчиком, которого та женщина, Эля, называла его сыном? У каждого своя травма, душевная рана, ставшая своего рода прививкой до конца дней. У каждого свои страхи.

Настя слезает с кровати. Успеваю прикрыть угол, чтобы она не стукнулась. Дочка ещё плоховато ходит, а спросонья тем более.

— Дём-м! — кричит Настя и тянет Ринату ручку.

Сердце сжимается.

И это мужчина пока не знает, что она его дочь.

Или догадывается?

Скорее всего, догадывается, но пока не говорит ничего.

А может, и не скажет?

Возможно, он не готов к тому, чтобы стать отцом этой девочки?

Так даже лучше.

Нам не придётся выяснять отношения, и он не станет задерживать меня рядом.

Мне хочется надеяться, что я была для Рината секундным влечением, и больше не интересую его. Хотя… Стал бы он сейчас возиться со мной в таком случае? Допускаю, что нашёл, чтобы разобраться, почему я исчезла из его жизни, но он пытается помочь. А мог просто уйти.

Пару минут я сижу на кровати, окончательно приходя в себя. Время — огромная роскошь. Я не могу позволить Ринату так долго оставаться наедине с Настей, поэтому выхожу и присаживаюсь за стол.

— Как дела? — спрашивает мужчина, поднимая на меня взгляд.

Пожимаю плечами в ответ.

— Не стану скрывать, что вчера мои люди спугнули некого подозрительного типа, который ошивался у дома твоей бабушки.

Дрожь охватывает всё тело.

Всё-таки «ошивался».

Может, он рассчитывал, что мы с Настей там? Хотел проследить за мной? Или он знает, что мы уехали, и думал надавить через бабушку?

— Лен, с ней всё будет хорошо. Мои люди будут охранять женщину столько, сколько потребуется. Они сейчас незаметно следуют за ней, поэтому ей никто не навредит.

Настя кушает сочный персик, а я даже притрагиваться к еде не хочу.

Аппетита нет совершенно никакого.

— Может быть, твой бывший муж считает, что ты виновна в том, что он оказался за решёткой? Поэтому хочет отомстить тебе сейчас? Я просто пытаюсь понять причинно-следственную связь. Конечно, если не хочешь, можешь не отвечать мне.

Должна ответить и рассказать всё, хоть и не хочу.

Единственное чего я желаю — скрыться, сбежать подальше и жить спокойно вместе со своей дочерью, но для достижения этой цели я обязана раскрыться.

— Он собственник. Он всегда говорил мне, что я буду принадлежать ему одному или никому совсем. Возможно, сейчас он хочет получить то, что считает своим?.. Вряд ли он считает меня виновной в том, что его посадили. Клим прекрасно знает, кто сдал его.

Липкий пот скользит вдоль позвоночника.

Отец моего бывшего мужа постарался своими методами разобраться с «виновником». Эта проклятая безнаказанность всегда выводила меня из себя. Те, кто имеет деньги, могли воротить то, что им вздумается, и лучше уж было не попадаться на их пути.

— Ему придётся принять тот факт, что больше так не будет.

Телефон звонит, и я с ужасом смотрю на экран.

Это не Клим и не бабушка — мой отец.

С чего вдруг он решил поговорить со мной?

Мы не общались с того момента, как он прогнал меня из клиники и заявил, что работать у него я не буду. Пусть уже тогда я планировала сбежать, так как была беременна, а всё равно он поступил слишком мерзко со мной.

— Это он? — спрашивает Ринат.

Я отрицательно мотаю головой.

— Мой отец. Ума приложить не могу, что ему от меня нужно.

Мы с отцом не общались очень давно. Наверное, он даже не в курсе, что у него есть внучка. Мне кажется, что я никогда не была важна ему как родной человек. Отец не особо заботился о моём состоянии и благополучии, поэтому точно не следил за мной.