К коктейлям Пайпа была привычна, а к шампанскому – нет. Оно ударило в ее крашенную хной голову и размягчило заскорузлую душу бойкой девицы.

– Я знаю, вы все на меня думали! – объявила она, лихо взмахнув бокалом с золотистой жидкостью. – Видите, вы ошибались! Убил гадкий бродяга.

– Мы вовсе на вас не думали! – возразила Фрэн, и вправду неповинная в подобных мыслях. – Вы же не знали о шляпке и знать не могли.

– А тут вы как раз ошибаетесь, – захихикала Пайпа.

– Тротти сказала, что весь вечер была с вами и мисс Морланд, – удивился Пенрок. – И что мисс Морланд ни слова не говорила о шляпке.

– Ну пра-ально, – подтвердила Пайпа, находясь в той стадии опьянения, когда кажется невероятно смешным притворяться пьянее, чем ты есть.

– Значит, вам узнать было неоткуда. Никто не мог об этом знать.

– Кто угодно мог, – поправила Пайпа, лукаво тряхнув головой. – И я, и тот бродяга… Любой мог знать.

– Ничего не понимаю! – воскликнула Венис.

На ее золотистых волосах играли блики от свечей.

– Никто из нас об этой истории не рассказывал, и раз мисс Морланд тоже никому не сказала…

– Откуда известно, что она никому не говорила?

– Кому же она могла сказать? – растерянно спросила Венис.

– И когда? – нетерпеливо подхватила Фрэн.

– Да перед смертью! – ответила Пайпа и, одним духом прикончив шампанское, с размаху поставила бокал. – Она могла сказать убийце.

Она могла сказать убийце. Тот тип, тот мерзавец, сознавшийся в убийстве судомойки, каким-то образом выманил Грейс из дому, и она рассказала ему о шляпке. Почему – скорее всего, уже не узнать. Потом он убил бедняжку, украл шляпку и напялил ей на голову. Как он добрался до шляпки, отчего Грейс Морланд с ним разоткровенничалась – это пускай полицейские выясняют. Главное – в ужасах прошедшей ночи виновен сознавшийся убийца, а им ничего не грозит. Леди Харт, и Фрэнсис, и Венис, и Генри, и Джеймсу ничего не грозит. И Пайпе тоже, конечно… Только кому есть дело до Пайпы Ле Мэй? Пенрок откинулся на спинку стула. От облегчения у него закружилась голова.

После чашки крепкого черного кофе Пайпа протрезвела, но нисколько не устыдилась и продолжала болтать, причем исключительно о себе. У Пенрока разболелась голова. Леди Харт сидела молча, с отсутствующим выражением – очевидно, ей Пайпа тоже действовала на нервы.

В конце концов Пенрок не выдержал:

– Кажется, снегопад усиливается. Мисс Ле Мэй, я вас, конечно, не гоню, но если дорогу совсем завалит, вы здесь застрянете.

– Да я совсем не против! – рассмеялась Пайпа.

– Э-э… Мы вас, конечно, устроили бы на ночь, но моя горничная сейчас у вас дома, с Тротти, а ей нужно сегодня вернуться.

Пайпа не могла притвориться, будто не понимает такого толстого намека. Она обмотала голову шарфом и завернулась в роскошную шубку из оцелота, которая на ней почему-то выглядела облезлой дешевкой.

– Ладно, я пошла! Кто меня проводит?

– Я, разумеется, – ответил Пенрок, снимая свое пальто с вешалки.

– Помните, что случилось, когда вы в прошлый раз провожали девушку до дома? – жизнерадостно выпалила Пайпа.

Взглянув на их лица, она все-таки усовестилась:

– Ох, простите! Это я некстати ляпнула. Нет, правда, не надо меня провожать. Ничего со мной не сделается. Идти-то два шага, и снежных заносов пока еще не намело.

– Конечно, я пойду, – брюзгливо отозвался Пенрок.

Он ухватил Пайпу Ле Мэй за локоток и под общий хор прощаний поволок прочь. И тут он заметил в ее лице то, чего никто за весь вечер не разглядел: тень усталости, одиночества, быть может, даже страх за дерзкой улыбкой. Чуть-чуть оттаяв, Пенрок сказал смущенно:

– Простите, моя дорогая. Боюсь, я был немного груб. День сегодня ужасный, не говоря уже о ночи…