С соседом, Ленькой К., мы заходим к Кальсончику погулять. К нашим услугам подшивки глянцевых журналов. Листаем знаменитую, поваренную книгу «О вкусной и здоровой пище». У Кальсончика появляется приемник ВЭФ; наши разговоры вклиниваются его пересказы «забугорных новостей». Он их – оказывается – слушает уже не первый раз. Мы слышим лишь завывания «глушилок» – «голосов» практически не слышно. «Ноччю, – признавался Кальсончик, – можно багато чого можно разобрать…»

Он затягивал нас в какую-то агентурную игру. Это, скорее всего, его «хитро-мудрая» мать, натаскивает свое чадо. Мы становились питательным бульоном для вскармливания ее талантливого отпрыска.

В четырнадцать лет, мы еще едва ли представляем для органов особого интереса: с нами – просто – развивают способности будущего провокатора. Он стучит на нас. Мы, же… проживаем свое неповторимое детство: для общения, часто захаживаем друг к другу.

Заходя к своему однокласснику, мы разгадываем кроссворды в подшивках «Огонька».

Ленька К., воспитывался у деда Коляды и бабы Любки. Его мать, недавно, вышла замуж, и жила на другом конце села, с киномехаником Батуниным. За сплетнями, которые активно транслируются на волнах сарафанного радио, бабы – практически – не бывала дома; дед К., (служил в свое время в немецкой комендатуре: писарем). В шестидесятые, вел незаметную жизнь при колхозной кузнице в бригаде №2. «У телефона немецкий писарь». – В насмешку, припомнили ему сельчане невольные прегрешения против советской власти. Противным, – по-воспоминаниям переживших оккупацию, – был «полицаем». Смывал это кровью в штрафбате: ему прострелили одну ногу, после чего, он, всю оставшуюся жизнь, накульгивал. Особенно, когда был изрядно выпивши. Чем был опасней штрафной батальон, в котором «смывал кровью» дед К., свои прегрешения перед советской властью, от участи «освобожденных» мужиков, которых бросили, безоружными форсировать Днепр, до сих не возьму в толк.