Насытившись Пицундой, мы решили посетить Новый Афон, где меня интересовал монастырь, давно закрытый, и которому еще долго было ждать воскрешения. Дорога туда была непростой, и мы вышли на шоссе голосовать. Нас подобрали двое грузин в легковушке. Это был самый интересный эпизод нашего путешествия. Грузины заезжали по дороге к знакомым, нас угощали шашлыком, пили вино. Последнее, что я помнил – это пьянка в ресторане на горе, не знаю, где. После провала в памяти я проснулся вроде бы в раю, под пальмами, и рядом нагая одалиска. Мы могли бы и впрямь проснуться в раю или ниже. В те годы была популярна серия анекдотов про Ленина. В одном из них Ильич бреется, а рядом играют дети. А Ильич бреется и бреется – а мог бы и полоснуть! Так и грузины, вместо того чтобы полоснуть, сгрузили нас у матери одного из них, и вроде бы аккуратно взяли из кошелька десятку на расходы по дороге, а может, я и сам им дал в отключке, а может, обчелся.

У меня был в свое время на спиртное четкий выключатель. Сейчас я, разумеется, не пью больше, чем бокал красного вина на ужин, но в Москве нельзя было не пить, интеллектуальная беседа неизменно сопровождалась бутылкой, иногда и не одной. Я мог приятно опьянеть, но на определенном этапе вкус спиртного становился отвратительным, тело его больше не принимало. На этот раз выключатель не сработал. Это был второй и последний такой случай в моей жизни, пытаюсь вспомнить, по какому случаю был первый – ускользает, да и неважно. В обоих случаях, по рассказам очевидцев, никаких видимых признаков отключения не было, кроме как я начинал говорить по-английски.

За завтраком хозяйка дома под пальмами глядела на нас, особенно на Опель, с осуждением, и мы, поблагодарив, поспешили ретироваться. Мы уже были южнее Нового Афона, в Сухуми, и не стали туда возвращаться, а решили отправиться в горы. Поехали на аэродром, оттуда десятиместный самолетик летел в Псху. Оставался один билет, я дал пятерку пилоту на лапу и втиснулся тоже. Как спонтанно можно было путешествовать до интернета! Долетев, мы пошли через перевал в Красную Поляну, где ныне фешенебельный горнолыжный курорт, а тогда ничего не было и, разумеется, не надо было по пути пересекать государственную границу. На воле, среди лесов и скал, наши движения были более уместны и не столь неуклюжи. Помню её слова: «он овладел ею на вершине горы». Мы спустились на открытом туристском автобусе в Адлер, улетели в Москву, и на том путешествие было покончено, вместе с «интимностью» или как это можно назвать.

Но с К. всё было потеряно. Пошел 62-й год. Я выпросил у И.И. командировку в Вильнюс на конференцию по квантовой химии, ко мне никак не относившуюся, кроме как там была К., тоже никак ко мне не относившаяся. Она отводила от меня глаза, и я, оставив никчемные лекции, гулял по городу. В этот год умер мой дед. Ему было не то 75, не то 79 лет, паспортные данные и его утверждения расходились. Он был абсолютно здоров, замыкал круг Садового кольца для моциона, его братья, кроме рентгенолога, жили до девяноста. У него, как у всех мужчин старше шестидесяти или около того, был простатит, какой я нейтрализую ежевечерней таблеткой. Но тогда таблеток не было. Его положили на операцию, тоже не очень сложную, и он умер в больнице от воспаления легких. Такова была медицина, а ведь у этой больницы была репутация чуть ли не лучшей в Москве, даже приписанные к привилегированной академической больнице ложились туда, если у них было что-то серьезное.

Мальчику нужно куда приводить девочек, и мне отдали девятиметровую комнату, а бабушке устроили в нижней комнате в углу матрац, который подымался утром в вертикальное положение у стены. Отцу, в те годы уже заведующему лабораторией, давно уже должны были дать квартиру, каждый раз обещали, когда строили ведомственный дом, и каждый раз квартира растворялась в воздухе. Мама, после Инъяза не работавшая, устроилась школьной учительницей английского, когда сестра немного подросла, а потом и на особые курсы при МИДе в Сталинском небоскребе на Смоленской, учить детей дипломатов. Она перестала надеяться на обещания отцу, и записалась в строящийся МИДовский кооператив на Кутузовском. К концу 60-х ситуация с жильем переменится: бабушка умрет, у родителей будет «роскошная», по тем временам, квартира, две больших комнаты, в «гостиной» широкий эркер с видом на Сталинский небоскреб гостиницы «Украина», они там на фото в главе о семье, уже близко к моему отъезду. Шестнадцати- и девятиметровую комнаты обменяют на хрущобу с комнатами еще меньшими, где в спальню влезут лишь матрас на ножках и старинный скульптурный зеркальный шкаф – зато отдельная квартира! Мы с сестрой будем её делить – там будет жить тот из нас, кому она в тот момент больше нужна.