Торопиться нужно. Всё начнется с минуты на минуту, а мы ещё даже не закончили обход периметра, прежде чем двигаться на точку.

Мы обходим зону операции по периметру и проходим уже мимо девятой группы. Но везде одно и то же. Пахнет сигаретами, пивом, мочой, жирной пищей, машинным маслом и каким-то тухляком. Понятно теперь почему Колдун надеется на то, что мы его вытащим. С этими «бойцами» кашу не сваришь. Это же все – котята задумавшие победить льва. Уличная шпана, решившая кастетами и приёмчиками, подсмотренными в дешевых боевиках, победить отряд спецназа. Непонятно только зачем Колдун в это всё впутался и как.

Ладно, с причинами потом разберёмся.

Сейчас нужно сделать главное.

– Иди сюда, хороший. Иди ко мне. – говорит главный верзила последней группы, и чмокает губами. Я оглядываюсь на остальных и секунду помедлив иду. Со стороны это выглядит как будто длинноногий пёс с облезлым боком, отделился от стаи и ударяя себя хвостом по бокам, припадая на задние лапы, осторожно подходит к склонившемуся человеку.

– Хороший. Хороший. – говорит верзила и пытается погладить пса по голове. От него пахнет алкоголем, гаражом и въевшимся дымом. Пёс давно живёт на улице поэтому не подходит к человеку близко. Знает, что это может быть черевато. Но долго живя на улице пёс сразу видит недоеденный кусок булки от хотдога, который человек прячет за спину.

Пёс нерешительно двигается вперёд. Вдруг повезёт? Человек оскаливается и достаёт из-за спины огромный кусок восхитительнейшей нежнейшей булки, в которой только что была вкуснейшая сосиска. Булка ещё пахнет ею, а по пальцам человека ещё течет майонез. Желудок пса голодно урчит. Пёс начинает бить себя хвостом по бокам в два раза чаще и чуть поскуливает. Человек оскаливается ещё сильнее. Он осторожно даёт псу булку. Кидает её на землю. Недалеко от себя. Пёс успевает подобрать её и отпрыгнуть в сторону до того, как верзила схватит его.

– Эх! Пуганый, сволочь! Ушёл.

– Зачем он тебе?

– Шашлыку захотелось, прям сил нет.

– Из облезлой собачатины?

– Нормальная это собака. Здоровая. Я вижу же.

– Да ну, какая-то драная.

И пока верзила убеждает корешей, что у него глаз намётан и вообще собаку просто нужно грамотно готовить и тогда никакая зараза не страшна, мы уже далеко. Мы выходим на передовую.

Входим, точнее проскальзываем в темный прохладный подъезд.

Бабка, которая нас впустила, до сих пор ходит и ворчит.

Под лестницей темно и тихо и поэтому прекрасно слышно, как скрипят половицы на втором этаже, в её квартире. И ещё прекрасно слышно, что она всё время, что-то бубнит.

Меня всегда поражала, эта удивительная человеческая особенность видеть то, что хочешь видеть. Открывая нам дверь в подъезд бабка приговаривает «заходите, мои родные, хорошие» хотя кого она видит перед собой, и когда мы успели с ней породниться – навсегда останется загадкой.

Пока она взбирается на свой второй этаж становится известно из её ворчания, как она ненавидит весь мир и практически полностью было рассказано почему. Вторую часть рассказа о ненависти к миру мы слышим, когда бабка спускается. И хотя это полнейшее нарушение конспирации – бабке пофигу. Она приносит нам две новых супных миски заполненных густым и наваристым рассольником.

Пока бойцы по двое насыщаются бабка гладит их по мохнатым головам и спинам и полушепотом рассказывает о сгинувших сыновьях и том, как бы ей сейчас жилось хорошо, будь они рядом с ней. Вот не боится же старая карга лезть к незнакомым собакам во время еды. Гладит их и называет их человеческими именами. Говорит им, что такие же вот у неё были сыновья, смелые, храбрые и красивые и ели так же много и хорошо. Поэтому и были такими сильными. Она терпеливо дожидается пока они доедят и уходит бормоча, что родненьким нужно будет только потерпеть до вечера, а там уже она накормит нас по царски.