И он снова смеётся.
Колдун счастлив!
– Ладно, давай комод передвинем. – говорит он мне. И мы передвигаем комод обратно на место, ставя его на половик, которым была накрыта крышка люка, до того как мы пришли.
Теперь мы торопимся на выход. У посиневшего и скрюченного тела Шайтана Колдун задерживается, недолго смотрит на него потом дает команду покрепче завязать платки на лицах. Повязывает платок и себе. Ребёнка он завязывает в платок полностью.
Что у него там в тележке, гардероб для табора?
Потом Колдун возвращается и вынимает из кармана у бабки огромную горсть серого с блёстками порошка.
Мне доверено катить его тележку, Бурят несёт ребенка. Проходя через дом Колдун заглядывает в каждую комнату и щедро посыпает там порошком. Алкаши и наркоманы в отключке начинают ворочаться и сипло хрипеть.
– Хех, – посмеивается Колдун, когда мы отойдя на квартал моем руки и лица под ледяной водой уличной колонки. – Без меня сюда ни ногой! – предупреждает он нас. – Видели, что бывает, с теми кто думает, что он самый умный?
Это очевидно он про Шайтана.
Конечно видели. Выводы сделаны. Это же давно понятно, что с Колдуном лучше не шутить.
– Расходимся! Найду как обычно! – говорит он, и они с Бурятом уезжают, на поджидавшем их все это время, старом гремящем грузовике.
– …тогда пересечёмся во вторник и по контрактам как раз решим.
– Да, вторник устраивает. Я после обеда в офис к тебе подскочу, Михалыч. Кстати, а ты Чернобая давно видел?
– О-о-о-о.
– Что «о-о-о-о»?
– Ты же не знаешь ещё, да?
– Чего не знаю?
– Чернобай же плох совсем.
– Что случилось?
– Заболел же он сильно.
– Как заболел? Я же вот его видел не так давно.
– Так он не так давно и заболел. Поехал, говорят, в этот притон. Ну где ещё, помнишь, бабка сумасшедшая?
– Какой притон?
– Ну халупу свою продавать не хотела.
– Какую?
– Ну, участок Б-702 на плане, где электрический узел для торгового центра должен был быть.
– А-а-а – а, да-да, там ещё две избушки на курьих ножках и огород заросший травой. Ну помню, ага.
– Так вот там бабка самогон гонит и алкашей всех местных у себя собрала.
– И чё?
– Ну, Чернобай ребят взял и к бабке этой сунулся. С благими намерениями. Тырым-пырым. А она только вышла, глянула на них, чихнула и ушла обратно. Они там постояли чуть, да и по другим делам поехали. Что там с этой бабкой заморачиваться? Решили, что раз она по-хорошему не хочет, то придётся как обычно. Тем более вряд ли расстроится кто-то, что она ну… кхе-кхе… сам понимаешь.
– Ну, и что? И что?
– А то, что ночью пацанов всех прохватил кровавый понос, а Чернобай слёг с головной болью. Ну вот…
– И что? Доктора, что говорят?
– Доктора лечат их всех, но, по ходу, они и сами там не знают от чего. Пацаны все очень плохие, а Чернобай просто на стену лезет. Обезболивающие ему не помогают.
– Да ну, блин! Порчу, что ли навела карга старая?
– Да кто ж её знает?
– Надо решить с ней, Михалыч!
– Да как решить-то, родной? Три бригады поехали и все пропали.
– Что с концами пропали?
– В том-то и дело, что все…
На углу забора умывается кошка. Обычная такая кошка, каких полно в любом дворе, где есть хоть одна сердобольная бабуля. Кошка в основном чёрная в белых пятнах. Точнее эти пятна были белыми когда-то давно. Теперь они грязно-коричневого цвета. Кошка временами отрывается от умывания и не опуская лапу щурится на солнце и снова принимается умывать свою совсем несимметричную морду. Наконец что-то отвлекает её от сосредоточенного умывания и она смотрит вниз. Туда, где стоит человек. Он стоит на тротуаре, держит руки в карманах спортивных штанов и не сводит с кошки глаз. На секунду их глаза встречаются.