Но стоило нам завернуть в переулок и подойти к воротам, как мы становимся совсем другими. Внешне это не особо заметно. Мы такие же неуклюжие и отталкивающие, но шаги наши становятся более плавными, руки вылезают из карманов, Бурят перестаёт шаркать, а колесо тележки Колдуна как будто даже скрипит гораздо тише.

Шайтан присоединяется к нам, когда мы уже почти подходим к воротам. Он неожиданно возникает из-за какого-то незаметного выступа покосившегося забора.

Мелкий, тощий с торчащими ушами и шрамом через левую щеку, он поправляет кепку, шмыгает носом и одновременно цыкает зубом. Колдун на ходу кивает. Скорее всего Шайтан подаёт сигнал, что всё чисто. Он недоверчиво косится на меня, наверное это из-за того, что я в прошлый раз чуть не завалил всё, и неодобрительно покашливает. Колдун раздраженно машет на него рукой. Шайтан отворачивается и недовольно сплевывает. Половины зубов у него во рту нет.

Кого волнует мнение этого мелкого шибздика?

И уж тем более никто в тот раз не мог предвидеть, что всё обернётся именно так. И потом, там много кто не успел сориентироваться, а не только я. Голоса эти в голове, картиночки, мысли чужие, травяные сборы. Для меня в диковинку это всё.

Было в диковинку. Сейчас уже вроде как обвыкся. Знаю всё, что нужно знать, делаю всё, что нужно делать, вижу всё, что нужно видеть.


Шайтан разжимает кулак, и из рукава поношенной джинсовой куртки выпадает обрезок водопроводной трубы. Синие пальцы ловят её уже на подлёте к земле, и его нос делает ещё один шумный вдох.

Какой-то он невероятно шумный этот Шайтан. Сопит, пыхтит, сплевывает все время. Даже шаркающий ногами Колдун с отдышкой и вечно скрипящей тележкой, кажется, производят меньше шума, чем этот Шайтан одним своим носом.


Нужно дышать глубже, нужно не циклиться.

Мне кажется, что я слышу писк крыс, покидающих район – такая страшная атмосфера окружает всех нас. Ещё и эти шмыгания носом опять. Я на ходу пытаюсь попасть рукой в медицинскую перчатку. Выходит не очень. Руки дрожат. Нужно снова выдохнуть и перестать нервничать и торопиться. Шаг, ещё один и ещё один. Пальцы попадают куда надо, и перчатка оказывается надетой на руку.

Наконец мы останавливаемся перед покосившимися воротами с открытой настежь калиткой. Останавливаемся так, чтобы нас не видно было из дома. Стоя надевать перчатки проще – вторая поддаётся практически сразу. Колдун достаёт из своей тележки какие-то тряпки и раздает их нам.

От тряпок воняет.

Сильный приторный запах чего-то прокисшего, забродившего разложившегося вызывает такое отторжение, что к горлу сразу подкатывает ком. Но вообще, если чуть привыкнуть и дышать через раз – пахнет какими-то травами и гнилью. Это не химия, но запах всё равно невозможный.

Шайтан долго не хочет брать тряпку из рук Колдуна, но в конце концов, под тяжелым пристальным взглядом, всё-таки сдаётся, и взяв её, брезгливо повязывает на манер ковбойского шейного платка. Я тоже не знаю зачем нам это всё. В случае даже самой слабенькой химической атаки, например из газового баллончика такая защита крайне сомнительна, однослойная ткань пропитанная травяным настоем, скорее даже губительна. Кто знает, как поведёт себя газ соединившись с этой вонью? Но спорить с Колдуном себе дороже, и я нехотя повязываю платок, закрывая нос. Почему-то сразу вспоминается, как мы с отцом ездили помогать бабушке в деревню.

Это было детство, было тепло, был сенокос, за мной бегал по двору бычок. Потом меня пугал страшный белый гусак. А ещё у бабушки на цепи жил ласковый мохнатый пёс.

Такой же мохнатый пёс едва слышно скулит спрятавшись за будкой, когда мы входим во двор.