А молчания наши становились еще и поэтому тише, что позволяли нам, даже в присутствии другого, думать исключительно о своем. И мы, за лето и осень привыкшие друг к другу, притеревшиеся, прибившиеся, теперь могли положиться на общность, что разделяла нас – даже не обращая внимание на это. Мы ведь сходились тишиной и расходились ей.

И новый, восемьдесят восьмой, мы отметили тихо. Без заздравных песен и шуток, под бой курантов из телевизора и речь генсека. Под песни и пляски «Голубого огонька», шутки и естественную, как все в эту ночь, «Иронию судьбы». Чокнулись недорогим шампанским, съели по бутерброду с красной икрой, запили армянским коньяком и занюхали финским сервелатом: заказ Ольги. Совсем рано, когда немногие возвращаются домой из гостей или просто с гуляний, разошлись по комнатам, под мирное посапывание Михалыча, оставшегося в кухне у телевизора, едва слышно бормочущего старые и новые шлягеры.

Первое января попало на пятницу, так что гуляли мы до понедельника. Каждый по-своему, на свой лад. Встречались на кухне, о чем-то пустячном сговаривались, доедали остатки заказа и снова расходились, бесшумно запирая за собой дверь.

Ольга не выдержала первой. В среду принесла несколько пластинок со старыми записями Лемешева, Козина, Петра Лещенко, попросила у Михалыча электрофон послушать.

– В комиссионке брала? – спросил дворник, удивившись виду пластинок, песни. Записанные в его еще детстве, если не до войны, а сохранились уж очень хорошо. Поковырялся у себя, вытаскивая из-под груды «Огоньков» поблескивавший дюралью короб проигрывателя.

– В «Мелодии» сегодня купила. Сил с вами нет в тиши сидеть. Хоть послушать что-то приятное.

– У тебя только романсы? – не выдержал он, любитель другого Лещенко, из певцов современной эстрады. Ольга кивнула, Михалыч, немного загрустив, молча отдал электрофон, зачем-то попросив, чтоб не потеряла.

– А мне и не на вынос. Я тихонько посижу.

Ушла к себе. Я не выдержал и минуты, постучался, вернее, поскребся в дверь. Просунул голову.

– Заходи. Что-то больно хитрая техника, этот «Аккорд». Не заводится.

Конечно, она просто не переключила обороты. Скорее всего, чтоб позвать к себе. Я перещелкнул ползунок на тридцать три с третью, протер закрутившуюся пластинку и приложил иглу звукоснимателя. Ольга тут же отвела его.

– Потом послушаем, позже. Я с тобой поговорить хотела. А ты все прячешься куда-то, почему-то.

– Я не…

– Прячешься, я ж вижу. Не хотелось перед Михалычем, но ты…

– Как будто ты только ради этого раскошелилась на этот антиквариат.

– Я люблю романсы, но дай мне договорить.

– Тогда говори, я включаю.

– «Лишь только вечер затеплится синий…» – вмешался в наш разговор Вадим Козин.

– Я тоже хотел с тобой поговорить. Но у меня есть более надежная пластинка, через которую ни один разговор услышать невозможно.

– Принеси, – я вышел и почти немедленно вошел. Только в коридоре столкнулся с дворником. Увидев в моих руках ярко раскрашенную коробку с надписью «Герой асфальта», Михалыч несколько ошалело поглядел и на нее и на меня.

– Что это?

– Мне тоже захотелось послушать, вот жду очереди.

– Группа «Ария». Что за группа? А, вспомнил. Это что, та самая, которая в списках была. Ну, пропагандирующая секс и насилие? Нет, скажи, еще год или два назад она в черных списках, вместе с «Металликами» и «Киссами», а нынче… дожили. Мишка меченый совсем ошалел. То ускорение, то госприемка, то сухой закон, то вот тебе…. Это твои кооператоры состряпали?

– В магазине купил. За три пятьдесят, – и не дослушав вопли дворника, вошел в комнатку Ольги.

– Точно сработает?