– Это алкоголь, – улыбнулся демон ей в ответ. – Это то, что склоняет людей к моим грехам. Гневу и похоти. Конечно, я должен знать своего «друга» в лицо.

– Ты называешь виски другом? – спросила Ада, чуть отодвинув от себя стакан. Тромери пододвинул его обратно к девушке.

– Я хочу, чтобы ты тоже поняла, с чем работаешь. И в каком состоянии находятся люди, которые убивают себя алкоголем.

– Это так заботливо с твоей стороны, – съязвила девушка, но всё же снова взяла стакан. Пару секунд она смотрела на него так, словно тот испортил всю её жизнь, а затем резко выдохнула и разом выпила всё, что было внутри. Тромери начал смеяться оттого как она морщится и снова кашляет, и сделал новый глоток алкоголя.

– А ты, смотрю, отчаянная девушка.

– Был бы ты со мной чаще, чем раз в десять лет, давно бы это понял.

– Ты нашла своего наставника. Не худший вариант, скажу я тебе, – ответил ей на это демон. – Уж лучше предаваться гордыне, чревоугодию и алчности с Астропи, чем утопать в унынии и зависти с Мейхором.

– Знаешь, тебе достались самые интересные грехи, – с усмешкой заметила Ада.

– Я – любимый сын, – уверенно заявил Тромери.

– Почему? Астропи куда более жестокий, чем ты.

– А тут вопрос не в жестокости, – сказал ей Тромери с улыбкой. – Я неуправляемый. Иду против правил. Астропи так не считает, но я уверен, что именно за это Отец меня и ценит. Он любит бунтарей, а не тихих исполнителей.

– Знаешь, в этом ты прав, – сказала Ада и подпёрла голову рукой. – Ты натворил больше дел, чем твои братья вместе взятые.

– Я «натворил» тебя, сломав к чертям планы Судьбы, – с усмешкой сказал ей Тромери. – Отец уверен, что рано или поздно конец света наступит по моей вине. Обязательно сломаю пространственно-временной континуум или ещё что-то в этом роде.

Аду рассмешили его слова.

– Так именно такими и должны быть демоны, разве нет?

– Возможно, – улыбнулся Тромери, допивая содержимое своего стакана и махнув рукой бармену, чтобы тот снова их наполнил.

– Как ты стал таким? – спросила вдруг Ада, упираясь ладонью в щёку и с интересом глядя на отца, с которым она никогда раньше так не проводила время. Да и вообще толком с ним не общалась. – Я знаю, что он сам выбирал всех вас, но никогда не спрашивала, как это произошло, в подробностях.

Тромери с улыбкой опустил взгляд на барную стойку, из-за чего его голубые глаза на момент спрятались за чёрными ресницами, а затем снова посмотрел на дочь.

– В моё время было особое отношение к религии. Всех обязывали ходить в церковь каждые выходные. Но, как я говорил ещё в те времена, церковь и вера – это в корне разные вещи. Уже тогда в церквях творили что хотели, а люди всё равно шли туда толпами и отдавали последние рубашки – якобы священникам. Я был любопытным мальчишкой, мне было интересно узнать, что же происходит там, внутри, после того как заканчивается последняя служба и все уходят по домам. Кроме священников.

Несколько раз я делал одно и то же – забирался в чулан, пока все расходились, и дожидался тишины. И, знаешь, я ни разу не разочаровался. Каждый раз я видел одного и того же священника, который приводил к себе путан, пил, воровал. Я даже привык к его выходкам, пока не начал замечать, как он снимает со стен иконы, рисует под ними пентаграммы и вешает обратно. Рисует кровью, – добавил Тромери, погрузившись с головой в последние дни своей жизни в качестве смертного человека. – Это наводило ужас. Но моё любопытство было сильнее меня. Я не мог оторваться от его проделок и только больше поддавался этому любопытству. Ждал, когда он сделает что-то такое, что должно выйти за рамки возможного.