– Не могу… слишком крепко, – наконец, сдалась она, голос ее стал глухим, полным сожаления.

Я почувствовала, как вся моя надежда рушится, словно карточный домик. Я захлебнулась в горьких слезах, рыдания вырвались из груди. На что я рассчитывала? Судьба, словно злой шутник, в очередной раз подложила мне свинью. Лана… бедная Лана. Это святое создание, всегда такое чистое и нежное, не могла помочь мне. Конечно, не могла. Ведь она была всего лишь призраком. Плодом моего больного воображения.

Я осознавала это, но все же сознание играло со мной, и я на время забывала, что Лана – не живет в нашем физическом мире. Она уже не может ни на что влиять. Ее прикосновения, ее движения – все это лишь иллюзия, призрачное проявление моей отчаянной потребности в спасении. Она не могла освободить меня, как бы сильно ни старалась.

После борьбы с этими двумя маньяками, у меня все тело болело. После ударов, после их сжатий, после их грубого проникновения – все тело было охвачено болью. И эта боль расползалась по нервам, словно горячая волна, постепенно захватывая все тело, заставляя каждую клетку кричать в немом протесте.

От мысли, что в мой рот вставляли мужскую плоть и котом еще и спустили туда семя, накатывало тошнотой. Желудок сжимался, словно кто-то грубо сжимал его рукой, не давая ни дышать, ни думать. Меня мутило, и от этой слабости становилось только хуже. Казалось, что мир вокруг становился все более далеким и неясным, как будто погружался в туман, а реальность – в хаос. Я хотела хоть немного воздуха, хотя бы малейшую передышку, но это состояние не отпускало.

В голове звучала лишь одна мысль: Когда это закончится? Но ответ был туманным. Боль не утихала, она плавно перетекала из одного участка тела в другой, напоминая, что я в ловушке собственного тела, без права на спасение или облегчение.

Амир и Вахид вернулись под утро. Я не заметила, как уснула, но пробуждение было хуже, чем любой кошмар. Тошнота накатывала с новой силой, словно удары изнутри, и я едва могла удержаться от того, чтобы не сдаться этому чувству. Мутило еще сильнее, чем ночью, и все внутри скручивалось в болезненные узлы.

Лана сидела рядом. Она не исчезала, и в этом был какой-то парадоксальный комфорт. Ее присутствие помогало мне справляться с тем ужасом, что я испытывала. Эти двое – Амир и Вахид – говорили, что собираются меня убить. Но потом они поменяли решение и сказали, что продадут меня. Какой-то новый, еще более жуткий страх поселился в груди. Что у них на уме? Какую судьбу они приготовили для меня? Одно я знала наверняка: я не хотела умирать.

– Знаешь, Даша, что ни говори, в доме Лазарева тебя по крайней мере не били, – тихо произнесла Лана, ее голос был полон странной обреченности. – Зря ты сбежала оттуда…

Я тяжело вздохнула, осознавая, что в ее словах была правда, как бы горько это ни звучало. Да, в доме Лазарева меня никто не трогал, не бил, не калечил. Но ведь это не значит, что я там была в безопасности. Лазарев мог быть жестоким, но его жестокость была скрыта за ширмой "спокойствия". Он любил бить девушек. Он настоящий садист, и он это порой делает слишком изощренно.

Я очень часто видела, как он бил Лану. Ее хрупкое тело всегда покрывали синяки после их актов любви. Она всегда терпела, не жаловалась, но я знала – внутри она страдала. И вот теперь она сидела рядом со мной, с теми же тенями боли в глазах, но ее слова резали по-живому. Как ни крути, Лазарев казался не таким чудовищем на фоне этих двоих. По-крайней мере меня он избил только один раз, в тот день, когда умерла Лана…

– Соскучилась? – раздался грубый голос Амира, и его смех, словно ржавые гвозди, вонзился в мой мозг. Он не просто засмеялся, он заржал, наслаждаясь каждым моментом своего издевательства. В его глазах был холодный блеск. Я была его беспомощная жертва, которой он мог манипулировать, не испытывая ни капли жалости.