«Wish that you were here» Florence and The Machine один из битсов покидает мое ухо. Я сдергиваю маску и присаживаюсь на кровати, потирая кулаками сонные глаза.

- Какого хрена ты творишь? – вспыхиваю от наглости сводного братца.

Тот убирает в карман шорт складной ножик, которым, судя по всему, вскрывал замок.

- Это ты какого хрена творишь?

Смотрю, как Стас ленивой походкой прогуливается по моей комнате, освещаемой диодной лентой, и плюхается в кожаное кресло на колесиках, проворачивая круг. В правом ухе мой битс.

- Надо же – игнорит мой вопрос. – Я думал, такие курицы, как ты, слушают только сладко-розовую попсу.

- Ты для чего сюда приперся? – не вникаю в его словесный понос.

- Я пришел тебя предупредить, что скоро ты, кукла тупая, доиграешься.

Прыскаю и закатываю глаза.

- Бла, бла, бла – стираю наигранную улыбку. – Вали отсюда, а то заору на весь дом – уже рычу в ответ.

Стас поднимается с кресла и направляется в сторону кровати. Непроизвольно поджимаю пальцы на ногах.

- Просто интересно, сестренка, а твои подружки в курсе, что ты два раза в год в психушке валяешься под присмотром, а?

Я чуть не охаю в голос, сжимая в бессилии свою маску для сна. Стерла бы в порошок того, кто ему все про меня растрепал.

- Ненавижу вас. Твоя мать разрушила мою семью.

Его брови дергаются.

- А твой отец разрушил мою - его хриплый голос тонет в моем сердцебиении.

Не хочу такое чувствовать, но все же чувствую. Стас замирает у моей кровати, пока я набираю побольше воздуха в легкие.

- Па… - ору в голос, но Стас одним рывком опрокидывает меня на кровать, зажимая горячей ладонью рот.

Перед носом болтается его балахон с оранжевой надписью Thrasher, а в легких оседает уже знакомый запах, пробуждая рецепторы.

- Сейчас я уберу руку, а ты заткнешься – склоняется к моему лицу непозволительно близко. Рискованно близко.

Его тяжесть давит на меня. Мне нечем дышать от разрастающегося против воли волнения. Стас медленно убирает руку. Наше рваное дыхание перемешивается. В наушнике играет «Wasting my young years» London Grammar на двоих. В его глазах фиолетовый свет, блики играют на коже, оттеняя арку Купидона на верхней губе.

Стас все ближе, и я уже не закричу. Мамочки, почему он такой красивый? Все не должно быть так. Это нечестно. Почему вообще он?

Его взгляд мечется по моему лицу. Стас сам растерян. Что он чувствует? Что у него в голове сейчас?

Мы не готовы к этому, но все же вдыхаю полные легкие в ту самую секунду, когда он прижимается губами. Теплыми, сухими.

Замираю, потому что мое тело взрывает. Кажется, что разряды тока ползут от самого затылка и от кончиков пальцев в район живота. Там целый клубок из нервных окончаний. Я жмурюсь, чтобы сосредоточиться на этом прикосновении. Никогда, никогда в жизни я еще не чувствовала, будто мои нервы оголили и вырвали наружу.

Ничего не происходит, мы просто прижимаемся друг к другу, не решаясь разомкнуть губы. Сделать хоть какое-нибудь движение. Моя шелковая пижама превращается в холодный кокон, где каждое шевеление вызывает очередной разряд.

Поэтому я просто замираю, а Стас медленно отстраняется. Как только вижу его мутные глаза, на меня, будто, ледяной водой прыснули.

Залепляю ему по щеке, и охаю о того, что сделала.

Его губы приоткрываются в изумлении, но я сама тянусь к ним. Потому что, как конченая наркоманка, хочу почувствовать это снова.

И уже по-другому. Все по-другому. Целуемся хаотично, точно за нами погоня. Прихватываем губы, кусаем, сцепляемся языками. Чувствую, как задеваю холодный метал. Он стонет, я тоже. Утробный звук. Сводящий с ума. Мне мало. Запускаю руки под его толстовку. Горячая кожа под кончиками пальцев. Выпирает позвоночник, потому что Стас нависает надо мной. Его рука на моей шее. Я вспоминаю это тело. Я видела его голого. Полностью. До малейших подробностей.