– Леснику с его теткой не шлют, – промолвил Гольцов.
– И что же ты здесь позабыл? – спросил Семенов.
– Моя лыжня просто проходит мимо. Вплотную я проезжаю регулярно, а за оградой не был – по службе не приходилось. На стаканчик меня не зовут! Дружбу они водят не со мной, а, вероятно, с кем-то еще, но с кем конкретно, они тебе не скажут. Лесника Филиппа с его теткой Изольдой Матвеевной не уподобишь людям с душой нараспашку. У них в цене замкнутость.
– Они живут вдвоем? – поинтересовался Семенов.
– Ходят разговоры, что к ним кое-кто присоединился, но я тебе ничего не говорил. На меня, если что, не ссылайся.
Почтальон Гольцов спешно уезжает.
Игорь Семенов возобновляет вглядывание в забор, в котором открывается калитка: из нее выходит Анна Каткова, увидевшая Семенова, хотя тот и попытался полностью скрыться за не слишком толстым деревом.
– Здравствуйте, – сказала Анна. – Вы от моего мужа?
– Добрый день, – промолвил Семенов. – Я не от него.
– Когда вы беседовали с почтальоном, я стояла за забором и думала о моей жизни. Затем вышла посмотреть, кому принадлежит ваш голос. Взаперти меня не держат.
– Это было бы незаконно, – сказал Семенов.
– Скорее, не по-людски. На законы у нас внимания не обращают, а какие-то нормальные отношения местами пока поддерживают. Уклад-то здесь старинный. Первобытно-верный… в районе, где салун, из-за представителя государства нравы помягче, ну а в лесу, как в лесу. Если вы прибыли нас переучивать, у вас… что у вас выйдет…
– Цели у меня не те, – промолвил Семенов. – Хорошие, но другие.
– Я уяснила. Вы один?
– Одинокий ли я мужчина? – уточнил Семенов.
– Я с вами не заигрываю, – сказала Анна Каткова. – Спрашиваю о вашем статусе – от себя ли вы тут… не бежите, а находитесь. Или вы от организации?
– С чего вы про организацию, – замялся Семенов, – нет… из какой я организации. Не из какой… из той, что по правам женщин?
– А вы из нее? А такая есть?
– Угу, – кивнул Семенов.
– Тогда давайте подольше пообщаемся. Пойдемте присядем, но не в дом: на корягу. – Анна неопределенно усмехнулась. – Тесно сдвинувшись.
ПЕЧАЛЬНЫЙ водитель Дрынов сидит в стоящем у салуна автобусе, временами обозревая через зеркало заднего вида пустующий салон.
АЛЕКСАНДР Евтеев возится в салуне с омлетом. Он старается есть, не отвлекаясь, но ему мешают направленные на него взгляды пребывающего за стойкой Дмитрия Захоловского и расположившегося у Евтеева за спиной представителя государства Чурина, чьи глаза ядовитое сияние изливают.
– Твоя все отлеживается? – спросил Захоловский. – В кровати ты ее больше не придавливаешь, но встать у нее не выходит, а следующая ночь надвигается, и после нее она настолько выдохнется, что и рукой не пошевелит. Тебя это не остановит. Чем женщина беспомощней, тем она желанней.
– Вы меня надоумили, – промолвил Евтеев. – Когда Марина мне надоест, я, чтобы завестись, нечто в вашем духе испробую. Решусь связать и для надежности чем-нибудь опоить. Внешне неподвижная, она будет метаться внутри ее сознания, в застенках которого ее обступят волосатые нелюди с налитыми черной кровью и указывающими на обреченную девушку членами. Очнувшись, она увидит своего кумира.
– Ты о себе, – усмехнулся Захоловский. – Высоко ты о себе.
– Не о себе, а о кинозвезде, – сказал Евтеев.
– Ко мне в салун кинозвезды не ходят, – проворчал Захоловский. – Если она увидит кинозвезду, то она еще спит.
– Нет, – сказал Евтеев. – Она обустраивает комнату. Обклеивает стены вырезками из журналов. Отсюда и кинозвезды.
– А кто ей позволил мою недвижимость портить? – разозлился Захоловский. – Вы потом съедете, а мне потом сдирай и стены чем-то замазывай. Где она журналы взяла?