– Не приходил ли кто-нибудь чужой в деревню в последнее время? – спросила я, буравя старика взглядом.

Он побледнел, сглотнул и помотал головой.

– Нищий какой-то приходил, блаженный, как раз в доме Агаса остановился. Да вроде тихий был, ни словечка лишнего не сказал, – затараторил он, с опаской поглядывая на меч в ножнах Джоза. – Пришел он с запада, двинулся на север, вот и все.

Информации мало, но старосту пришлось отпустить – по его остекленевшим глазами видно, что ничего полезного он больше не скажет. К тому моменту, как наша короткая беседа завершилась, гвардейцы уже разогнали всех любопытных, я осталась на дороге в окружении воинов.

Назначила двоих из них в караул, узнала, как прошло дело со сплетнями, хотя, судя по настроениям местных, им сейчас не до пересудов. Потом отдала несколько коротких распоряжений Джозу. Тот, понятливо сверкнув глазами из-под густых бровей, скрылся в ночной темноте.

А я отправилась если не поспать, то хотя бы вздремнуть перед очередным долгим днем в пути.

Наутро, стоило мне только выйти за порог, гвардейцы, понурив головы, опустились передо мной на колени.

– Заговорщики сбежали, – доложил один из них, впрочем, раскаяние они отыгрывали не слишком убедительно.

Я глубоко вдохнула, посмотрела на бледно-голубое, почти белое осеннее небо, на которое еще нескоро заберется заспанное, по-осеннему ленивое солнце, на верхушки деревьев, черневшие на фоне этой скучной белизны. Некстати вспомнились ленты разноцветных огней, которые иногда загорались по ночам на северном небе, и пологие сопки, и бесконечная седая равнина, припорошенная мелким, колючим снегом, но сейчас не время и не место для ностальгии.

– Упустили? Теперь ступайте и ловите: не возвращайтесь до тех пор, пока не отыщете! – впрочем, из меня с утра актриса тоже так себе: злость изобразить не получилось совершенно. Скорее холодное равнодушие, что тоже, в общем-то, сойдет.

Пока седлали коней, ко мне подошел Джоз. Он встал рядом, вроде как для караула, пока я курила в стороне от общей суматохи, и тихо доложил.

– Как вы и приказали, следили не слишком усердно. Оба сбежали, направились сразу на запад. За деревней им местная девка передала какие-то мешки – припасы, судя по виду. Прикажете идти за ними?

Я кивнула.

– Проследите, куда пойдут, и нагоняйте нас как можно быстрее. Геройствовать, инкогнито проникать в стан врага и перехватывать письма запрещаю, если это не нужно для выживания. Если через три-четыре дня ничего стоящего узнать не удастся, возвращайтесь, – разбрасываться людьми в моей ситуации – настоящее преступление, просто так, ради театрального жеста выгонять хороших солдат я не собиралась.

Наблюдая, как ровно и напряженно молодой гвардеец держит спину, удаляясь, я почти кожей чувствовала, какая ответственность свалилась на плечи этого молодого паренька. Впрочем, свою роль он, пожалуй, переоценивал: вряд ли эта слежка приведет к каким-то серьезным результатам.

Лайонел

На сортировку припасов и построение нового плана передвижения войск ушло еще два дня. Привычно решал, сколько людей оставить при себе, кого и куда отпустить, какую часть припасов забрать, чтобы она не обременяла нас в дороге, но появилась возможность предстать эдаким благодетелем перед голодными жителями Даграса… Из головы же не шли воспоминания о короткой встрече с регентом Войцехой.

Не женщина, а кусок северного льда! Каждое воспоминание о ней отдавалось раздражением в груди, но забыть не получалось. Ни спокойный взгляд, ни сухо поджатые губы – последние почему-то особенно не давали покоя. Быть может, оттого, что больше подошли бы молодому, но серьезному мужчине, чем вполне еще привлекательной женщине? Впрочем, привлекательного в классическом смысле в Войцехе не так уж и много.