Поле было самодельным, собственноручно покошенным, с деревянными воротами. С одной стороны стояла полуразрушенная церковь без купола и креста, с другой, самодельные трибуны, на которые приходили зрители разных возрастов, от мала до велика. За церковью тянулись поля, бараки, далее пятиэтажки, а дальше, за оврагом виднелись сталинские высотки. Правила игры были простые – ни судей, ни офсайдов, ни номеров на спине – одетые играют против по пояс раздетых.

– Илюха, беса тебе под ребро! Навешивай!!! − Василий бежал по диагонали от правой бровки к центру вратарской. Илья, начавший путь от своих ворот по позиции левого защитника, обвёл уже троих малышей, и не хотел останавливаться. В районе центрального круга он прокинул в "очко" Лёху и двигался дальше. Именно в этот момент и кричал Василий. Дальше Илья решил улучшить позицию, и, видимо просчитался, тут его накрыло уже почти полкоманды. Когда сохранить мяч уже не было никакой надежды, он наконец-то навесил. Мяч перелетел всех защитников, и Василий высоко выпрыгнул, прижимая рубаху к груди, чтобы массивный крест не разбил лицо, вколотил мяч головой. Матч был окончен.

«Господи, прости меня грешного», – шептал себе под нос Василий.

– Так нечестно, вас на троих было больше, – недовольно бубнил Лёха, вставая в позу. Играли на "жопу", так называется игра, в конце которой проигравшая команда в полном составе встаёт в ворота, поворачивается спиной к противнику, а победители все по очереди пробивают с линии вратарской по этой самой пятой точке мячом.

– Ты что, несёшь? Сам считал? – Илья смеялся, устанавливая мяч на точку.

– За вас ещё Отец, Сын и Святой Дух играли, – наконец довёл свою мысль до конца Лёха и рассмеялся, правда, ненадолго.

Не дождавшись пока ударит Илья, Василий с двух шагов послал мяч точно в Лёху, причём не успевший как следует прижать ноги Лёха, получил мяч под колени, он больно ожёг его ляжки, пролетая в ворота, а это означало, что удар перебивается. Лёха упал на колени «Сука ты, отец Вася!». Василий разбегался уже во второй раз, и теперь со всей силы попал, только что поднявшемуся Лёхе точно в цель.

– Я же говорил тебе, Алексей, я отец Иоанн.

– Отец Иоанн, – потирая ушибленный зад, гундел Лёха. − Тоже мне отец, борода ещё не выросла, зато Иоанн! Конечно, лучше, чем Васька Чуркин. Отец! Иоа-а-анн!

Молодой священник не обижался, сняв сырую футболку, он поцеловал крест, который придерживал всю игру, и начал споро натягивать рясу.

– Да, кстати, – спохватился Илья, – я тоже всегда хотел у тебя спросить, почему Иоанн? Почему нельзя было быть отцом Василием? Тебя здесь все знают, глядишь, смеяться меньше бы стали?

Словно в подтверждение его слов, зрители, сидевшие на холме, и на развалинах церкви, продолжали соревноваться в остроумии.

– Рыжий?! Какого получить под сраку от пережитка царского режима?

– Он бы ему и в рясе попал!

– Говорят, же у них «подставь другую щеку», а получилось, молодой Войцех подставил другую булку! Какие ощущения Ленчик? Растеклась благодать по телу? Чё молчишь рыжий?

– Ощущения? Ну как у тебя, после получки. Получил, а дальше ничего не помню. Хоть в штаны навали, не было такого, и всё! – сорвался Лёха, и предусмотрительно пулей рванул через обрыв, к бараку.

Отец Иоанн, в миру и в привычной всем жизни, Васька Чуркин, очень смеялся, его в принципе забавляло это соревнование в остроумии.

– Понимаешь, мы не просто так выбираем себе имя. Ну, захотел я и стал бы Сигизмундом! Или Василиском! Нет. Имя мне дано в честь святого Иоанна Крестителя.

Илья, наконец, решился спросить, то, что по негласному закону не принято было говорить в слух.