Теряя терпение, раздосадованная я шаркаю тапками и иду на плач. Обиженный, недовольный, раздирающий.
– Что случилось? Почему ребенок плачет, никак не успокоится? – захожу в детскую.
– Видно беспокоит что-то. Или по маме скучает.
Няня пуще улюлюкает малыша, но тому все не по чем. Мне кажется она все делает не то и не так. Можно ли так мучить живое существо!
– Дайте-ка мне его сюда, – протягиваю руки.
Няня удивленно смотрит на меня, не спеша исполнять просьбу.
– Я жду, – настаиваю. – Попробую успокоить.
– Хорошо, аккуратно…
Я принимаю малыша и несколько секунд мы изучающе смотрим друг на друга. Рев прекращается, только губки кривятся и дрожат. А его глаза и нос… Они кажутся мне такими знакомыми. Да, он очень похож на Бориса. Его маленькая копия.
– Чем ты не доволен, расскажи, – тихо спрашиваю я. – Ночью надо спать. Может ты голоден?
– Костечка только что поел.
– Костечка? – вопросительно изгибаю брови на вскрывшееся имя и важно продолжаю. – Итак, Константин Борисович, вы поели…
Я перекладываю ребенка в положение «столбиком» к себе на грудь и придерживаю неокрепшую шею. Он весь такой маленький, мягкий, теплый, беззащитный. От его нежности скованность в руках пропадает, я глажу по спинке расслабившегося Костю и начинаю тихо напевать колыбельную, всплывшую в голове.
– Ти-ихо в лесу, только не спит лиса-а…
Медленно прохаживаюсь с ним по комнате, потом выхожу и прогуливаюсь по дому, слушая как тихо посапывает мальчик на плече. Когда он засыпает, я несу в его обратно и аккуратно укладываю в люльку, чуть подкачиваю, когда начинает кряхтеть. Не в силах более сопротивляться Костя отдается сну, раскинув ручки и ножки в стороны. Я стою возле люльки, словно на клей прилипла, и смотрю на него блестящими глазами.
Младенцы все милые, прекрати, Вера. Он не твой. Ребенок любовницы.
Я одергиваю себя и быстро выхожу из комнаты. Зря я его взяла на руки. Зря так бережно прижимала к груди и украдкой дышала его молочным запахом. И самое запрещенное – представляла на секунду, что Костя мог бы стать моим малышом, о котором всегда мечтала.
Этой ночью я крайне плохо спала. Все время просыпалась, не могла удобно устроится, подушка казалась крайне неудобной, а меня саму словно веревкой выкручивало. Это все ото сна, в который опять приходил тот самый мальчик, и самое странное, что я ясно разглядела его лицо и узнала в нем Костю. Бред. Самый ужасный бред, который только можно вообразить. Я не знаю, как такое, вероятно, это все проделки разума. Я видела этого мальчика еще до его рождения, и во сне он был моим ребенком… Нет, нет, нереально… Только не в этой жизни. Надо поскорее закончить все, съехать, чтобы окончательно не сойти с ума.
На следующий день к концу рабочего дня, когда я ждала в офисе Бориса, зазвонил телефон.
– Зорина Вера Сергеевна? – слышу незнакомый мужской голос.
– Да.
Я зачем-то машинально смотрю на часы. Боря опаздывает уже на полчаса.
Непонятный холодок пробегает по позвоночнику, кода мужчина представляется сотрудником полиции. Я напрягаюсь.
– Вера Сергеевна, сегодня около 5 часов вечера ваш муж Зорин Борис Константинович разбился в ДТП.
Проходит, наверно, несколько секунд шока, пока онемевший рот вновь обретает способность говорить. Мой мозг категорически отторгает ужасную информацию.
– В смысле, разбился… Как… Я жду его в офисе, мы созванивались недавно, и…
– Примите мои соболезнования.
– Подождите. Боря умер? Что вы такое говорите! Нет, не может быть… Как же это… – я прикрываю рот ладонью и отрицательно мотаю головой.
– Вера Сергеевна, я понимаю ваше горе, но вы должны успокоиться и приехать на опознание тела.