Боже, Аленке казалось, что этого момента она ждала не один лишь сегодняшний день, и даже не пару месяцев превкушения встречи с Максом. Этого момента, этого удовольствия она, кажется, ждала всю свою жизнь. Потому что ни с кем… Никогда… Вот так – не было!

В чем было дело?

В члене ли? О нет, это вряд ли. Не член доводил Аленку сегодня, не член возбуждал её медленно, упорно, не торопясь… Макс вообще к этому траху двигался не спеша, как удав к своей жертве. Казалось, можно было убежать, но жертва почему-то оказывалась неподвижной, загипнотизированной. И неизбежно становилась жертвой.

Макс не спешил, двигаясь очень плавно, раскаляя Аленку на медленном огне. И каждый его толчок внутрь её девичьей щели был равен волне, сладостной волне практически невыносимого удовольствия, обрушивающей сейчас все существо Аленки навзничь.

– Макс…

– Ты охренительная, – выдохнул Макс ей на ухо, и эмоционально это было практически то же, что засадить этим потрясающим членом в самое нутро души. Эмоционально – Аленка снова почти кончала. Да ей сроду ничего подобного не говорили, обычно комплименты были как-то поскромнее, а их отпускающие – были гораздо менее фееричны и интересны Аленке, чем был Максим. Не говоря уже о том, что спустя некоторое время от начала отношений мужчина вдруг начинал ворчать. На набранные за зиму пару килограммов, на укороченные на десять сантиметров сеченых концов волосы, на слишком откровенный или слишком несексуальный наряд. Поэтому Аленка и давала этим отношениям две недели. Она не хотела разочаровываться в Максе, как разочаровывалась во всех других. Макс был охренительный, и его стоило запомнить именно таким. А не поскучневшим, уткнувшимся в WOT индивидом в растянутых трениках. И Аленка хотела запомнить и думать о Максе только так, как сейчас – как о спонсоре всего этого восторга, что раздирал её на части, в прямом смысле этого слова – переполнял!

– Макс…

6. Ненасытные

– Что тебе, мало?

Пальцы Макса легли на клитор Аленки, нежно его натирая. Аленка чудом не взбрыкнула – ощущений оказалось, внезапно, слишком много. Удовольствие от стимуляции клитора и от медленно проникавшего внутрь Аленкиного лона члена были такими разными, такими контрастными, что Аленка могла сорвать голос, вскрикивая так, как сейчас. Громко, надсадно, так, чтобы соседи за стенкой вымерли от зависти эффективнее, чем тараканы от дихлофоса.

– Макс… Макс… – рвалось с губ, измученное, умоляющее. И нет, мольба там была вовсе не о снисхождении, напротив – лишь бы не вздумал остановиться. Хотя раз уж начал, передумает вряд ли. Оставалось только сгорать, стонать, прикусывать губы, сжимать собственные пальцы на запястье Макса, да нетерпеливо двигать бедрами, вынуждая мужчину чуть ускорить ритм. Стало еще горячее, будто Аленку уже жарили на раскаленной сковороде.

Как-то раз, когда речь зашла о том, что Аленкин сексуальный аппетит как-то обычно оказывается неудовлетворен, и что она всерьез предполагает в себе нимфоманию, Макс лишь посмеялся, заявив, что сколько «нимфоманок» на его пути ни попадалось, все к исходу ночи обычно становились всего лишь усталыми затраханными женщинами. И Аленке казалось, что это он хорохорится, но блин, если Макс натягивал всякую, кто попадал к нему в постель… То Аленка отчаянно всем тем «затраханным» завидовала.

– Сладкая моя… Солнечная… – хрипло выдохнул Макс и даже парой этих вот слов заставил сердце Аленки облиться медом. Даже сейчас он трахал Аленку – Санни, Солнечную, как порой звал её в личке именно Макс, не кого-то еще, и ни о ком другом он не думал. Боже, как это было охренительно. Хотелось скулить и довести этого несносного мужика до оргазма. Хотя Макс-то точно должен был довести Аленку раньше. У неё не было шансов сопротивляться. Макс выжимал Аленку досуха, до дна, она действительно ощущала ту феерию, которую обычно описывали в женских романах, всегда описывая секс. А Аленка еще закатывала глаза, читая про те многочисленные оргазмы женщины. Не верила. А зря…