Владимир брал Кузю в недалекий лесок, вел на поводке, а в лесу отпускал побегать. Кузя выучил основные команды: «фу», лежать, ко мне, рядом и другие. В лесочке был родник, из которого брали воду местные жители и Владимир, когда ходил на родник за водой часто брал Кузю с собой. Кузя пил воду из родника, а в летние жаркие дни он подставлял под струю из родника свою голову и встряхивался с наслаждением, иногда вставал под родник спиной и «купался» в холодных струях воды, ему это нравилось, – не все же время бегать с высунутым языком изнывая от жары. Кузя был, не в пример, умной собакой.

Хозяин, когда был дома, всегда учил его. Кузя бегал за брошенной палкой и приносил её назад хозяину в руки. Владимир научил Кузю сидеть, стоять и даже ходить на задних лапах, поднимая в руке кусочек сахара, что Кузе ужасно нравилось. Ему нравилось играть с хозяином, бороться с его руками, покусывая рукава его одежды. Кузя бегал за хозяином по двору и ловил его лапами за ноги.

Но когда хозяин уезжал надолго на работу в город, – а работал он вахтами 15на 15, – Кузя лежал около своей будки и начинал грустить…. Грусть подкатывала к нему незаметно и овладевала постепенно, как вечер овладевает солнечным днем, накрывая весь свет темной ночью. У Кузи пропадала всякая охота лаять, бегать и даже смотреть на улицу. Это поначалу он лаял на каждого проходящего по улице мимо их дома. Он даже прокопал в земле под забором лаз-проход и вылезал, гремя цепью, на сторону улицы, и сидел там, как черный сфинкс, поглядывая по сторонам, неподвижный телом, поворачивая голову на звуки и застывая в немом вопросе: кто там? Как умный пес, он не лаял на всех, а только когда прохожие сворачивали и шли к его дому, явно угрожая безопасности.

Прошло время. Кузя прижился, и жизнь свою считал довольно счастливой. Ему нравился распорядок обычных дней: утренняя кормежка, пробежка за огородами, походы на родник, где можно было побегать в лесу, полном запахов зверей. Людям их (зверей) не было видно: там пробегал заяц и за ним прошла лисица; тут же бегали мыши, а от землероек на земле остались горочки-дорожки, похожие на кротовые норочки, привлекавшие своим запахом. Кузя даже попробовал их разрывать – но никого не находя, фыркал и бежал на голос хозяина по команде: «ко мне!». Подбежав к хозяину, Кузя тыкался мордой в его руку, подставлял голову, чтобы хозяин его погладил.

Между тем, деревни продолжали разрушаться. Была еще «рабочая» ферма в соседней деревне. Наполовину разрушенная, но один из коровников, вмещавший ранее до 100 голов, был наполнен 15-ю дойными коровами. И приходили доярки, и был пастух, и рабочие убирали навоз…. Эту ферму взяла в аренду фирма ООО Агро«тех-мех», организованная местными предприимчивыми жителями. Но, неожиданно, коровы заболели – «бруцелёзом» каким-то. А ветеринар не мог ничего сделать. Пришлось фирме всех коров пустить в расход, а ферму закрыли. Так потеряли последнюю работу еще около двух десятков людей, да и фирма ООО закрылась. В других маленьких деревнях стояли брошенные дома, заросшие лопухами и сорняками, зияя провалами разбитых окон и выбитых дверей. Жители уехали.

К дому Владимира и Татьяны, где жил Кузя, прибежала собака с ошейником, очень похожая на овчарку восточно-европейскую, с беловато-желтой грудью и животом, с черной спиной с подпалинами. Она была худая, живот с боков сжался и открывал ребра, видные даже через шерсть, свисающую клочьями-сосульками. Кузя увидел эту собаку на соседнем участке, заросшем травой, хозяева которого приезжали только «раз в году».