– Хочешь омаров? – уставился юноша на бедную Олесю, и по тому, с каким радостным оживлением был сделан вопрос, та догадалась, что он отнюдь не праздный.

Ответить она не успела, так как в очередной раз беседу прервал телефон и знакомый голос мягко пожелал ей доброго вечера. Сердце Олеси дрогнуло, она оставила компанию и удалилась под сень пальм, поближе к романтическому прибою и подальше от громкой музыки.

Андрей тихонько дышал в трубку, и Олесе казалось, что она слышит, как бьется его сердце в такт этому учащенному дыханию. Она очень хотела верить всему, что он скажет, но он молчал.

Наконец она услышала: «Прости меня, я козел. Она хотела резать себе вены, я не смог просто взять и уйти, поехать отдыхать. Внучка приболела. В доме полный бардак».

Олеся безуспешно попыталась выдавить из себя хоть пару слов сочувствия. Получалось плохо. Жалко было только себя.

Мягкая океанская пена, шурша, затягивала Олесины ступни, покрывая их блестящим в свете луны песком.

«Это пора прекратить, Андрей, – слышала она свой шепот, – ты должен решить, наконец, с кем ты. Ты помнишь наш последний разговор? Когда я приеду, я приеду либо в пустой дом, либо к мужу. К моему мужу. Если ты захочешь им быть. Ты понимаешь?»

В ответ телефонная трубка долго молчала, и Олеся уже испугалась, что тот, кому были адресованы с таким трудом рожденные слова, так их и не услышал из-за разрыва связи.

«Ты меня слышишь?!» – крикнула она в отчаянии, переполошив сонных попугаев на ближайшей пальме.

«Я понял», – раздался глухой ответ, и короткие гудки обозначили конец разговора.

Она еще немного поплакала в темноте, пройдясь по тонкой полосе прибоя и пугая торопливо спешащих в воду крабов, а потом повернула назад с твердым намерением попрощаться и уйти, никому ничего не объясняя.

Подойдя к столику, она с неприязненным удивлением обнаружила, что компания явно удалась и вечер активно продолжался под хохот уже пьяненькой Людмилы, заливистый ржач Виктора и громкий голос что-то рассказывающего депутатского сына. Их сытые и довольные жизнью физиономии возбуждали в Олесе теперь только отвращение.

– Очень рада, что вам весело, – сказала она, натужно улыбаясь, – мне что-то нехорошо, я пойду баиньки.

И потянула со стула свою сумку.

– Не дури, – тут же ухватилась за нее Людка, – ну, чего он? Оправдывался, засранец?

Олеся скорчила гримасу, чтобы не расплакаться.

– Все ясно, мать твою. Ты его кормишь, поишь, зарплату выдаешь, а он…

– Прекрати, – Олеся указала глазами на мужчин и вырвала из рук подруги свою сумку, – я правда очень устала, пойду посплю, к утру все само собой рассосется.

– Не рассосется, – мрачно спрогнозировала Людмила.

– А почему бы тебе не выпить с нами? – предложила молодежь.

– В самом деле, а, Олесь, может, устами младенца глаголет истина, как ты думаешь? – подхватил Виктор, с трудом концентрируя взгляд.

– Нет, спасибо, голова что-то болит.

– Жаль. Ну тогда я провожу, – вызвался Алекс.

– Это еще зачем? – насторожилась Олеся. – Здесь недалеко, я сама дойду, по приборам.

– Ага, на честном слове и на одном крыле, – икнув, прыснул Виктор.

Любящая жена треснула его по загривку.

Олеся распрощалась и отправилась восвояси, тяжело перебирая ногами по песку. Уже через секунду задумчивости она осознала, что рядом с ней в темноте кто-то тащится.

– Я же сказала, не надо меня провожать, – с раздражением заявила она.

– Ну тогда ты меня проводи.

«Еще чего не хватало!» – думала Олеся, с ужасом прислушиваясь к хлюпающему носом Алексу. Ей даже пришлось поддержать его, когда, споткнувшись о какую-то палку, он чуть не угодил этим носом в песок.