– Я тебя из роты не гоню. Сержант ты хороший и воевал нормально. Хотел к награде представить, но какая, к черту, награда! На фронте вон что творится. А курсы организованы при нашем корпусе. В случае чего я тебя успею выдернуть. Снайперы в батальоне нужны.

И все же, собирая свои немудреные вещички, я больше обижался на Чистякова, чем на самолюбивого взводного. Я просто не представлял обстановку, которая творилась в тот период на южном крыле фронта. Иначе как хаосом ее назвать было трудно. Мы еще не успели прийти в себя от харьковской трагедии, где, по разным данным, потеряли убитыми и взятыми в плен до полумиллиона человек (об этом не сообщалось много лет), а немцы, форсировав Дон, продвигались к Сталинграду. В обстановке нервозности, повального дезертирства (было, и никуда его не вычеркнешь!) Чистяков решил избавить меня от ненужных дрязг. Конечно, он понимал, что переформировка не продлится долго, полк снова скоро уйдет на передовую. Ну а учеба позволит мне какое-то время остаться в тылу.

В приказе предлагалось направлять на трехмесячные курсы снайперов наиболее подготовленных, политически надежных бойцов и сержантов, имеющих хорошие показатели в стрельбе и желательно боевой опыт. Обдумав все, я понял, что это не худший вариант, если только не тормознут особисты. Но характеристики на меня и Григория Маковея, стрелка-спортсмена, готовил лично Чистяков. Взводный Егоров не вмешивался. Он был доволен, что я ухожу из взвода, а у особистов хватало других дел.

В учебном лагере корпуса, расположенного километрах в семи от моего полка, проходили подготовку пулеметчики, бронебойщики, связисты. Снайперский взвод сформировали впервые. Набралось нас человек тридцать пять. Были и фронтовики, и новички, призванные совсем недавно. Всего – три отделения.

Дело начинали новое, материальная база взвода состояла в основном из обычных трехлинеек. Снайперских винтовок имелось не более десятка: «мосинки», две-три самозарядки Токарева и даже трофейная польская винтовка с дорогим ореховым прикладом, явно принадлежавшая офицеру. Имелась также пара винтовок с раздвижным металлическим прицелом, но без оптики. Считалось, что, сдвигая металлические кольца до нужного диаметра, можно обойтись без оптических стекол. К счастью, это странное оружие вскоре убрали. Кому не достались снайперские винтовки, временно пользовались обычными.

Насколько я мог понять за время службы, снайперское дело в Красной Армии широко не внедрялось. Хотя после финской войны о снайперах заговорили. Я сам читал в газете «Красная Звезда» о том, что «кукушки» стрельбой из укрытий наносили «определенный урон» нашим войскам. Но командиры и бойцы быстро научились с ними бороться и уничтожали «кукушек» метким пулеметным и ружейным огнем. Ну, и шли рассуждения о повышенном уровне стрелковой подготовки в пехотных частях, внедрении специальных винтовок с оптическими прицелами.

Статья показалась мне расплывчатой, видно, автор имел слабое представление о снайперах, а термин «специальные винтовки» вызывал усмешку. В 1311-м пехотном полку снайперов я не видел. Возможно, в сорок первом – сорок втором годах было не до того. Зато немецкие снайперы появлялись на любом участке. Это они отучили многих наших командиров расхаживать на переднем крае в фуражках. За фуражками охотились, и вскоре лейтенанты и капитаны стали носить обычные солдатские пилотки. Ну а командиры рангом выше (особенно полковники и генералы) к передовой и близко не подходили. Берегли себя. Для них и блиндажи рыли очень глубокие, с мощным накатом из рельсов и бревен. Ну, об этом расскажу отдельно. А пока я втягивался в новую жизнь. Рассудив, воспринял назначение как повышение по службе. Да и само слово «снайпер» было окружено ореолом загадочности и особенного положения в армии. Это уже не пехота, а нечто большее. Охотник на фашистских офицеров, наблюдателей, пулеметчиков. Куда интереснее, чем высиживать сутками напролет в траншеях.