Стук в мою дверь едва не заставляет меня закричать. Не знаю, как сдерживаюсь, когда в комнату входит женщина средних лет. Мама познакомила меня с прислугой в доме, но их имена я запомнила плохо.

– Ужин готов. Мой рабочий день подошел к концу, так что я ухожу.

– А… вы говорили Стасу, что уходите?

– Он не интересуется такими вещами, – она пожимает плечами, а затем добавляет, понизив голос почти до шепота: – Мы стараемся лишний раз ему не надоедать.

Ну вот что он за человек, а? Если его даже прислуга боится трогать?

– Стас всегда таким был?

– О, думаю, вам лучше спросить об этом у Богдана Петровича, – отвечает испуганная женщина.

Киваю. Конечно, стоило предположить, что она ничего не скажет, хотя я надеялась выведать хоть крупицу информации. Спросить о Тане у Богдана Петровича кажется выше моих сил. Не представляю даже, как начать такой разговор. С каких слов? Да и стоит ли? Он ведь начнет расспрашивать, а если я признаюсь, что просто хочу подружиться с его сыном, начнет давить уже на него, а это… это точно не пойдет на пользу нашему перемирию.

Прочтение написанных в университете конспектов занимает у меня несколько часов, после чего я спускаюсь к ужину. Мама написала мне сообщение, чтобы не ждали их, так как они вернутся поздно. Тана, разумеется, не зову. Решаю, что он сам спустится. Должен же он проголодаться с обеда?

Тем не менее даже после того, как стрелка часов переваливает десять, из его комнаты по-прежнему не доносится ни звука. Ловлю себя на том, что даже дышать перестаю и прислушиваюсь. Тишина.

Тан точно не оценит, но я все же встаю с кровати и следую на кухню. Разогреваю приготовленные умелыми руками прислуги блины с мясом, делаю чашку чая и поднимаюсь на второй этаж. У двери, которую не так давно нагло захлопнули перед моим носом, останавливаюсь. Убеждаю себя, что ничего хуже уже случившегося не произойдет. В худшем случае Тан пошлет меня еще раз. Разорвет всякую возможность наладить наши отношения и выбьет из меня жалость, что прямо сейчас толкает на отчаянный поступок.

Я стучусь в его дверь.

Снова.

На этот раз в своей одежде. Его толстовка осталась в моей комнате, но я обязательно скажу ему, что…

Щелчок замка в повисшей тишине дома звучит, как взведенный курок у виска. Я вздрагиваю, но пути назад нет. Как только дверь открывается, решительно шагаю внутрь. Не собираюсь ждать, пока он выставит меня и снова не позволит вставить ни слова.

– Аккуратно, горячий чай. Кипяток, – говорю как можно громче.

Тан отступает. Отходит от двери, так что я могу беспрепятственно пройти внутрь комнаты. То, что он не ловит меня и не выставляет обратно в коридор – хороший знак.

– Я подумала, что ты тут голодный, – продолжаю тараторить в надежде заговорить его. – На добро отвечать добром, так ведь? – зачем-то спрашиваю и тут же добавляю: – Ты не подумай, я не навязываться, я просто принесла тебе поесть. Блинчики очень вкусные, и чай только сделала. Без сахара. Сахар вот, рядышком, на блюдечке, я просто не знала, как ты любишь.

Он молчит. Почему-то даже не двигается. В полумраке комнаты я едва могу различить выражение его лица, но вот шумное прерывистое дыхание режет слух.

– С тобой… все в порядке?

Из-за резко дрогнувших рук чашка немного съезжает с блюдца, разнося по комнате неприятное бряканье.

– Тан…

Я начинаю суетиться. Не знаю, куда деть этот дурацкий чай с блинами, и не нахожу ничего лучше, как поставить все на стол.

– Ты плохо себя чувствуешь? Может…

Дальнейшие слова комом тормозят где-то в горле. Я не могу ни вдохнуть, ни что-либо сказать, потому что Тан резко разворачивает меня лицом к себе. Его пальцы неприятно впиваются в кожу плеч, и я дергаю ими, пытаясь получить освобождение.