Для торжества Таисия решила приготовить что-то особенное. Вручив с утра дочке шикарное бархатное платье с фестонами по рукавам и подолу, она отправила её к родителям, наказав не перекормить ребенка конфетами и фруктами, а сама принялась колдовать на кухне.

Она наделала мясных рулетиков с начинкой из маринованных грибочков и грецких орехов, сделала заливную рыбу, выставила на холод студень, заставив дворовых собак усесться на крыльце и пускать слюни на запах мяса и чеснока. Не забыла про селедочку, буженину, колбасу и сыр. Из подпола достала компот из клубники, приготовленный Давидом Михеевичем, летнее ассорти и банку черники в собственном соку. У Таисии имелся фирменный рецепт быстрого пирога с черникой, который всегда получался на славу.

Вина в их доме не водилось, а маленький приставной столик служил для чайной посуды, сладостей и небольшого электрического самовара, расписанного под хохлому. Самовар—подарок Таисии на тридцатипятилетие. Его доставали только по торжественным случаям, а в обычное время пользовались большим зеленым эмалированным чайником, который весь день грелся на плите дровяной печки.

К трем часам стол был накрыт, Таисия принарядилась и все выглядывала в окно: не появится ли Давид со стороны автобусной остановки или родители с Шурочкой со стороны депо.

Родители принесли магазинный торт и коробку конфет, Шурочка нарядная и раскрасневшаяся с холода не переставала щебетать, рассказывая о подарках деда и бабы.

–Давида все нет?—забеспокоилась Татьяна Васильевна.—Шурочка нам сказала, что его давно нет.

–Ну что ты, мама,—успокоила её Таисия.—С пятницы. Он придет, обязательно, вот увидишь.

Пока ждали Давида, Шурочка выдала им весь творческий репертуар, похвасталась подарками, а потом устроилась у окна за занавеской, откуда хорошо просматривался весь двор. Девочка очень любила вот такие уютные уголки, когда тебя от всех скрывает плотная занавеска, а с другой—только стекло, сквозь которое видна жизнь людей, собак, птичек и другой живности.

–Папочка сейчас придет,—успокоила она всех и повторила для котенка, который недавно появился в их доме,—папа придет, мне подарок принесет.

Котенок вначале тихо сидел у девочке в подоле нового платья, а потом перебрался повыше на грудь и замер там, убаюканный торопливым ходом маленького сердечка.

Покружив бестолково по комнате в непонятной тревоге, Таисия пошла на кухню варить пельмени.

–Ну опоздает он, что ж такого. Не сидеть же нам голодными,—пояснила она родителям.

Не успели свариться пельмени, как появился Давид. Все сразу заговорили, засмеялись. Шурочка повисла у отца на шее, болтая ногами.

–Я же говорила, что папочка придет,—звонко кричала она и все сильнее прижималась к отцу.

Тот бережно поднял девочку на руки, глянул в её счастливое личико и крепко прижал к себе, словно кто-то мог забрать её у него. Шурочка притихла. Затихли и все остальные.

Первой опомнилась Таисия.

–Что случилось? Что произошло, мой дорогой? Не молчи, слышишь!—она не могла говорить, она кричала. Холодное и скользкое вползло в её душу, обернулось вокруг сердца и стало медленное его сжимать. Сердце трепыхалось, пыталось освободиться, но ужас лишал сил сопротивляться. Женщина побледнела, схватилась за грудь и медленно начала оседать на пол.

Роман Петрович успел подхватить дочь и подсунуть под неё стул, который жалобно скрипнул от тяжести безвольного тела. Татьяна Васильевна прижала голову дочери к себе, дрожащей рукой стараясь попасть в карман черного сарафана, где обычно носила тубу с валидолом.

Валидол подействовал, и Таисия открыла глаза. До неё дошло, что Давид еще ни одного слова не произнес, как зашел в квартиру. Он продолжал прижимать к себе Шурочку и глазами больной собаки смотреть на любимую женщину.