Его разные глаза помигали озорными вспышками. Он смеялся в лицо Танатосу, но тот все равно уважал его безумный выбор.

— И я верю в Люка, — заметил Дэвид. — Стервятники растащили его на куски, но он еще вспыхнет. Он всех удивит.

— В этом я не сомневаюсь.

— Ну а ты? Что ты будешь делать?

— Играть дальше, — последовал спокойный ответ Танатоса. — Ибо это для Королевы — вся наша игра и даже твоя семнадцатая фигура.

Оля нервно стукнула по гудку уже в третий или четвертый раз.

После короткого телефонного разговора они с Алисой не виделись, только договорились, что Оля заедет за ней перед концертом, уже вечером. И вот она здесь, а эта отмороженная не торопится.

Через пятнадцать минут Алиса неспешно вышла из здания своего научного института. Чуть ли не пинками затолкав ее в салон, Оля на бешеной скорости понеслась по направлению к Олимпийскому стадиону, с риском прорываясь на зеленый свет.

— Осторожнее, — заметила Алиса. — Это же просто анархия в Германии!

Покосившись на нее с переднего сиденья, та буркнула:

— Плевать. Пусть штраф влепят и вообще права отберут. Сегодня — самый важный день в моей жизни. Кстати, могла бы сказать, и я привезла бы тебе из дома что-нибудь поприличнее из одежды.

Сама она втиснулась в кожаный корсет с металлическими вставками, а на бедрах лопалась мини-юбка с черепками. Алиса же была в джинсах и каком-то унылом свитере с капюшоном — так на концерты не ходят.

— Зачем? — поинтересовалась она. — Соблазнять его, кажется, собираешься ты, а не я.

— М-м-м.

Мозги были в кашу. Оля замолчала, чувствуя, что ее маленькая вселенная сжалась в крошечный предвкушающий комок. Сегодня она состояла из сплошных нервов и про себя молилась непонятно кому, чтобы все получилось. Если нет, если… что-то пойдет не так, ее дальнейшее существование будет просто бессмысленным. Она не представляла себе жизни за чертой своих несостоявшихся планов.

Алиса уже успела разобраться, что ее знакомая — вечный тинейджер, которому постоянно надо быть частью какого-то массового культа, увенчанного безвкусным идолом. Но поучать кого-то было не в ее стиле.

Также ей было не совсем ясно, как участвовать в предстоящем плане поддержки. Оля не дала никаких внятных инструкций, только стиснула ее руку до боли и припечатала: «Говори, если вдруг будет пауза!» Похоже, что однокурсница до жути боялась неловкого молчания. Но как ей объяснить, что Алиса жила в нем почти круглые сутки?

Мимоходом она перебрала кучу календариков и постеров на сиденье рядом с ней. Это лицо смотрело из каждой витрины и с каждого билборда вокруг. Только Алиса раньше думала, что это женщина.

— Это все на подпись, раздам подружкам… — невнятно сказала Оля и с еще большим остервенением принялась стучать по гудку. — Ну же! Что застрял? Езжай, слоупок!

Со всех плакатов на Алису глядел уже знакомый мрачный, полуголый… все-таки парень. На правой руке выбиты замысловатые шипы, а вокруг талии обвилась татуированная черная змея. И в довесок какая-то надпись на ребрах. Алиса сощурилась и разобрала буквы.

All I loved, I loved alone[8].

Эдгар По.

Ну что сказать: готичен от макушки до пят.

Обработанные фотошопом снимки не скрывали слегка неровного привкуса. Это едва уловимое несовершенство оставляло в его образе загадочную незавершенность.

Ее бывшая коллега просто обожала его. Алиса привыкла, что на протяжении полугода рядом выл этот Люк, задавая сотрудникам морга темп работы и настроение. Но она не могла запомнить ни одной его песни. Они выпадали из памяти сразу после прослушивания.