Однако и в зоне ничего не было, ни друзей, ни приятелей. Один. Правда, «подельники» обещали «замочить» за то, что сдал их банду. Пришёл с повинной. При возможности, конечно. Страшно.

Главное лекарство от мозгов в колонии – это труд и суета. Надо много трудиться и много бегать туда-сюда. В этом случае мысли куда-то теряются. Они улетучиваются, и голове легко. Хорошо ни о чём не думать. По звонку разбудят, по звонку накормят, по звонку выведут на работу и прогонят с работы. Мысли приходят только во время отдыха. Если совсем не отдыхать, то можно продержаться до самого отбоя. Усталость возьмет своё, и голова, едва коснувшись подушки, провалится в спасительный сон. Все бы хорошо. Остаётся только утро… Опять утро и опять пять часов. Как по звонку будильника, мозг проснётся и заставит Босого открыть глаза. Что за напасть?

Босой не ходил на работу в промзону. С его силёнкой там нечего было делать. В лесном лагере пилили лес. Огромные стволы деревьев привозили в лагерь лесовозы. Они возили лес круглые сутки, несмотря ни на какую погоду. Лагерная промышленная зона была огромной территорией. На ней в несколько рядов дыбились металлом пилорамы. Скрип железных цепей и вой пил сливался в одну какофонию. Зеки пилили лес в три смены. Таких доходяг, как он, не любили. Работа в промзоне была денежной. При выполнении плана «мужики» получали приличные (даже по меркам воли) деньги. Каждый человек в бригаде был на виду. Нахлебников не терпели и быстро избавлялись от них. Близко не подпускали к денежной работе. Босой подвизался помощником у плотника. Где рамы в бараке починить, где скамейку в курилке подправить. Это так, для ларька. Заработная плата была копеечной, но это было не главное. Главное – быть, как все. Чтоб на курёху можно было в лабазе один раз в месяц отовариться. Вместе с рабочими его бригады. Основной же работой у Босого был чай. Он считался по лагерным меркам «баночником», проще «шнырём», ещё проще – готовил чай. Заваривал его в трехлитровой банке по заказу работников баланды или зеков, которые не выходили на работу. Кому крепкого чая, кому чифира. Ещё в его обязанности входил контроль за барачными шнырями. Это была ответственная работа. Наверное, блатные поставили его контролировать свою собственную кухню в силу его возраста и статьи. Забот хватало. Блатные жили большой семейкой и с большой обслугой соответственно. Смотрящий за бараком, по прозвищу Хан, был суров и крепок на кулак. От его ударов «шныри» летали по бараку, не задевая половых досок. Одним словом, веселуха. Приходилось ухо держать востро. Забот хватало на весь день. С избытком. Босой был на «движухе» – как здесь говорят. Ночь приходила незаметно. Смеркается на севере быстро.

Босой проснулся и посмотрел на старенькие наручные часы. Пять утра. Он несколько раз моргнул глазами, разгоняя остатки сна, и притих, ожидая повторения вчерашнего. Несколько раз перевернувшись с боку на бок, он с надеждой подумал: «Вдруг проскочит? Вдруг придёт шесть утра без приключений?». Прошло пятнадцать минут. Тихо. Сосед с нижнего яруса начал говорить во сне, громко и неразборчиво.

– Может, мне вчера утром показалось, – подумал Босой. Ему так хотелось, чтобы это было правдой, но этого не случилось. В утренних сумерках тюремного барака, как раз напротив шконаря Босого, старческий голос тихо сказал:

– Не спишь?

От неожиданности и страха Босой замёрз в одну секунду. Предательские мурашки пробежались по спине и щекам.

– Ответить, не ответить? – мелькнуло в голове у Босого.

Голос, будто читая его мысли, сказал:

– Поговорим, чего молчать. Ничего тут нет особенного. Это только попусту языком молотить – грех, а если по делу, то сплошная польза для человека. В разговорах человек спасается. Есть кому душу излить – вдвойне ценно. Давай поговорим, раз уж не спишь.