– Неужели я уже назначила вас шефом тайной полиции? – Изабелла всплеснула руками. – Как же я не углядела такой талант сразу?! Мои донесения…

– Вранье, от первого до последнего слова…

– Не нужно делать из меня дурочку! Не забывайте, с кем вы разговариваете, наконец! – Она в ярости обернулась к Виделе. Тот спокойно смотрел ей в глаза. – Что вы принесли, генерал? Я вижу, у вас бумаги…

– Прошу.

Изабелла приняла из рук Виделы толстую кожаную папку.

– Очередной ультиматум?

– Скорее соображения по выходу из кризиса.

Она криво усмехнулась и сказала тихо:

– Очередной ультиматум… Я уже читала что-то подобное. Вчера мне принесли «соображения» от профсоюзов… Позавчера от комитета национальной гвардии… Да-да, не удивляйтесь, генерал, комитета! Так и сказали… До этого меня завалила бумагами тайная полиция. Просто странно, что в стране столько умных людей, а толку от них никакого нет… И все, буквально все знают, что мне делать. Этого не знаю только я. – Она взвесила в руке папку генерала. – Ваш труд наиболее весом. – Изабелла положила бумаги на край балкона. – Вы простите меня, генерал. Я вспылила и наорала на вас зря. Это просто нервы и тяжелый день. Несколько дней. Много-много тяжелых дней. Я понимаю, что происходит в стране, генерал… Но что я могу сделать? Лишить их, – она махнула на город, где уже зажглись вечерние огни, – свободы?

– Это анархия. Ради свободы мы должны остановить анархию, сеньора!

Изабелла закрыла лицо руками. Сжала виски тонкими пальцами.

– Я изучу ваши бумаги, генерал. Я обещаю…

22

– На ночь глядя я бы туда не отправлялся, – сказал фон Лоос, поправляя ворот белоснежной рубашки. – Но вам, Генрих, будет интересно. Тем более у вас, видимо, нервы крепче моих. Сказывается опыт.

Генрих неопределенно хмыкнул, глядя, как Зеботтендорф о чем-то договаривается по телефону.

– Я, в общем-то, составляю вам компанию, – продолжал Лоос и залпом допил коньяк.

– За компанию и жид удавился… – пробормотал Генрих.

– Как?! – обрадовался Лоос. – Как вы сказали?

– Это такая пословица. Русская.

– Удивительно! Определенно, есть что-то общее…

– В чем? – Генрих посмотрел вслед нетвердо шагающему Лоосу.

Тот подошел к столику, налил себе еще коньяка, лихо крутанулся на каблуках и едва не упал.

– В нашем с ними мировоззрении…

– С русскими?

– Да!

– Вам кажется. Просто слово «жид» сбило вас с толку. Кстати, не боитесь напиться?

Лоос отмахнулся.

– Боюсь не напиться! Вы все сами поймете, когда сходите на экскурсию с нашим доктором.

– Все так плохо?

Фон Лоос хмыкнул и вдруг спросил:

– А откуда вы знаете русские пословицы?

– Пришлось выучить. Для общего образования.

Лоос погрозил Генриху пальцем и засмеялся. Хотел что-то сказать, но тут Зеботтендорф грохнул телефонной трубкой по аппарату и в раздражении сказал:

– Все готово! Можем ехать!

– Что-то не так? – поинтересовался Генрих.

– Да. Германская привычка разводить бюрократию и наводить порядок везде и всюду!

– Разве это плохо?

– Это прекрасно! Но, черт побери, если я – Я! – хочу посетить лаборатории и показать результаты своих экспериментов кому-то еще, почему я должен проходить через все эти… бумажные завалы?! У вас тоже так было?

Генрих развел руками.

– Порядок во всем. Это чисто германский девиз.

Зеботтендорф раздраженно крякнул и посмотрел на Лооса.

Тот пьяно пожал плечами и сказал:

– Я тут ни при чем. Со своей стороны я сделал все. Машина нас уже ждет. А уж пропуска, бумажки – извините, Рудольф. Сами. Сами.

– Хорошо. Едем.

Генрих напрягся. Но его надеждам не суждено было сбыться. Машина стояла в гараже, а наглухо задраенные специальными шторками окна совершенно не позволяли увидеть что-либо вокруг. В конце концов, он даже не знал, находится ли в Буэнос-Айресе или же его в бессознательном состоянии отвезли к черту на кулички.