– Ну что ж, понятно… – тихо вздохнула врачиха, нащупывая на запястье Лады пульс. – Так бывает, что ж… Реакция организма у всех разная может быть. Кто-то бурно реагирует, горе из себя криком выкрикивает, а кто-то вот так… Организм затаился, самозащиту включил. Понятно.
– Она еще и беременная к тому же…
– Ну, я ж говорю… Это защитная реакция организма, он плод сохраняет. А вот поесть бы ей надо, конечно. Обязательно надо. Ничего, сейчас мы ее расшевелим… Сварите ей крепкий куриный бульон и силой заставьте выпить. Вы ей кто? Родственница?
– Нет, я подруга… А матери пока дома нет, только через пару дней приедет. У них в семье трагедия – младшая сестренка очень болеет, в области в больнице лежит.
– Да, так и бывает, что ж, – вздохнула врачиха. – Все к одному, все к одному… Пришла беда – отворяй ворота, как говорится.
– А вы ей больничный дадите? Ее ж с работы могут за прогулы уволить…
– Дам. Даже задним числом дам, если такое дело. Я ж понимаю, я тоже человек. Жалко мне вашу подругу… Ребеночка ждет, ни жена теперь, ни вдова…
На работу Лада пришла только через две недели. Да и то не пошла бы, если бы мама не погнала…
– Ладушка, милая, я ж все понимаю, горе у тебя… Я тоже твоего Алешу любила, он мне как сын был. Но ведь время-то уходит, Ладушка, часики тикают, а Лидочку надо спасать, она ж не виновата ни в чем… Перемоги себя, Ладушка, сходи к директору своему, а? Попроси… Перетерпи как-то, Ладушка…
Мама начинала так горько плакать, что не было сил ей сказать – не поможет он, мам, не надейся. Да она и на работу пошла только потому, чтобы маминых слез не видеть.
Встретили ее вздохами и сочувствием, конечно же. Но чужое сочувствие – что это такое? Всего лишь дань горестным чужим обстоятельствам. И слова этого сочувствия так дежурно порой звучат, всегда они одни и те же, других не придумали – держись и крепись, мол, жизнь продолжается…
Может, и продолжается, конечно, да только не у нее. Ей теперь все равно по большому счету. Если Алеши нет, то и жизни больше никакой нет. А если и есть, то неважно, как она будет идти дальше.
Яков Никитич, увидев ее в торговом зале, ничего такого дежурного не сказал, только проговорил деловито:
– Зайди ко мне в кабинет, Лада! Прямо сейчас зайди, разговор есть.
Она пошла за ним послушно по коридору. Ни интереса, ни страха, ни мысли дурной не было… зачем зовет. Все равно было. Все равно!
В кабинете он указал на стул около стола:
– Садись! Я вокруг да около ходить не буду, я сразу к делу перейду. Слышал, твоего жениха в Афгане убили, да? Что ж, горе, конечно, я понимаю. Еще и сестра у тебя в критическом положении… Тоже понимаю, я ж не идиот бесчувственный. И потому я подумал и решил… Я дам тебе денег, Лада. Сколько надо, столько и дам. Но и от предложения своего не отказываюсь, слышишь? Ты понимаешь, о чем я? Тебе надо выйти за меня замуж. Прости, конечно, что я в такой момент тебе это говорю… Неправильно, наверное, грубо звучит, некрасиво… Но я не дипломат, Лада. Жизнь есть жизнь, она реверансов не любит. Если нет у тебя теперь жениха… Надо за другой вариант ухватиться, чтоб уцелеть. И сестру спасти. Я это на себя возьму – будущим родственникам помогать надо. Да ты слышишь меня, нет? Слышишь, что я тебе говорю?
– Слышу, Яков Никитич. Слышу…
– Вот и хорошо, что слышишь. Я теперь твое спасение, Лада. Во всем. Я и поддержу, и спасу, и в жизнь выведу. Сам не знаю, почему меня зациклило именно на тебе… Но как есть, так и есть. Ты выходишь за меня замуж и живешь как у Христа за пазухой. Я же твою сестру спасаю как родственницу. Кто она мне будет? Свояченица? Хм… Слово-то какое хорошее… Своя, значит… Ну, чего ты молчишь, скажи хоть что-нибудь!